Фрейд и фрейдизм в жизни индоевропейца.

[Emelia]

(По поводу работы З. Фрейда «Я и Оно»).
-----------------------------
«Вообще я всегда был готов признать мои обязательства по отношению к другим работникам, но в данном случае я не чувствую себя отягчённым долгом благодарности.»
З. Фрейд.
--------------------
(С одной стороны, мол: «Платон, ты мне друг, но истина дороже», с другой – полное отрицание о всяком влиянии кого бы то ни было в формировании содержания данного текста, т.е. всё, что «синтезировано» в формате текста «Я и Оно», не имеет ни оснований, ни связей и ни с одним из авторов текстов, составляющих христианскую культуру, а в общем, - вне их и над ними … И как будто бы, кроме долга благодарности «другим работникам», других долженствований для научной разработки нет).
---------------------
Зигмунд Фрейд в тексте «Я и Оно» начинает обобщение результатов своего психоанализа человеческого сознания, - ранее произведённого им текстами: «Толкование сновидений», «Остроумие и его отношение к бессознательному»», «Массовая психология и анализ человеческого «Я»», «По ту сторону принципа наслаждения», «Тотем и табу», «Достоевский и отцеубийство» и проч., своими очерками и письмами, - и претендующее на обобщение не врача психиатра, а вполне определённо (как тематикой, так и своей предметно ориентируемой аргументацией) на философское обобщение, следующими словами:
«Настоящее обсуждение… носит скорее характер синтеза , чем спекуляции, и ставит, как кажется, перед собой высокую цель.»
Весомое и впечатляющее заявление, но почему это «синтез» противоположен «спекуляции», а не «анализу» , тогда как «спекуляция» в работе «По ту сторону …» определена (и по Гегелю) как некоторая спекулятивная идея (или предварительная мера), позволяющая видеть единое в разрозненных объектах (либо событиях), т.е. то, что формирует проблемную область как возможную, её набор сущностей, событий, предикатов и операций. Конечно, «спекуляция» - это «не» синтез, но и «корова» тоже «не» синтез. И для работы, претендующей на научность, фразы типа: «Настоящее обсуждение носит скорее характер синтеза, чем коровы» по всем канонам логики есть ляпсус. Конечно, этот фрагмент фразы поддаётся и другой интерпретации: «в основном синтез и немного спекуляции». Но если «синтез», - то «спекуляцию», на основе которой состоялся этот «синтез», необходимо произвести ранее и новые спекуляции, которые ничего, кроме новых и не охваченных предыдущей спекуляцией сущностей, добавить, к «характеру» «настоящего обсуждения», не могут и поэтому автор обязан отделить их от производимого синтеза . А у Фрейда наоборот. И почему это научное (на что Фрейд несомненно претендует) обсуждение «носит характер»? И как это - носить «характер синтеза»?… Тогда как наука и логика требует строгих и однозначных форм высказываний как при постановки цели, так и при определении предмета исследования… Вообще-то, эту фразу можно читать так: «Настоящее обсуждение скорее «уж», чем «если»»… И главное: А в чём же состоит эта фрейдовская «высокая цель»? Да и фрагмент этой фразы: «… и ставит, как кажется, перед собой высокую цель», скорее, подходит для художественного произведения (или по Фрейду – для мифологического текста, вообще-то этой «высокой целью» он как бы отгораживает «чистоту» и «благородство» своего замысла и самого себя от результатов «настоящего обсуждения», мол: простите, но что есть, то и есть, и ничего он с эти поделать не может), тогда как для науки в определении цели работы: во первых, слово «кажется» недопустимо; во вторых, одного предиката «высокую» явно недостаточно. И, по существу, смысл, содержание и высоту этой «высокой цели» (наличие которой этой фразой – явно нам внушает, а о содержании которой он, как бы, скромно умалчивает) читателю предлагается «вычислить» самому, что я в ниже изложенном и сделал.
---------------------
Почему-то файл не прикрепился.

[Emelia]

(Продолжение)
---------------
В работе «Я и Оно» Фрейд акцентировал в поступках человека, как при выборе целей, так и в процессе их достижения, господствующее преобладание «Оно» над «Я», как надстройки над «Оно» и своими корнями («фундаментом») уходящее в непостижимую глубину этого самого «ОНО». Причём это «научное» обобще-ние о подавляющим преобладании «Оно» над «Я» (т.е. бессознательного над сознанием), причём и часть «Я» является бессознательным: «Так и часть «Я» (один Бог знает, какая важная часть!) может быть БСЗ и, несомненно, и есть БСЗ» , было выведено им (как навязывается нам некоторыми фразами текста этой ра-боты) в полном соответствии с научной методой, т.е. на большом и «содержательном» статистическом (фак-тическом) материале: мол, сначала статистика, а затем обобщение. Тогда как структурный анализ текста го-ворит об обратном: вначале «кашпировскими» методами нам внушается «несомненное» наличие в структуре биологии сознания сакрального и самовольного «Оно», что, якобы, иллюстрируют рисунки структуры «Я», а затем на примерах психобольных, причём особ женского пола, не выводится, а подтверждается это «обоб-щение». И, не оспаривая истинности этого обобщения, возникает вопрос: Что же, на самом деле, стало ис-точником этого обобщения? И правомерно ли обобщение данных, полученных на «ненормальных» объек-тах наблюдения с включением в него «нормальных», т.е. «обобщение» на не обладающих единой метрикой статистических данных? Это всё равно что: если человек болен и больна у него печень, то, «обобщая», де-лать вывод, что у всех людей «несомненно» больна печень. Конечно, у каждого она есть и это факт, но со-всем не каждый испытывает неудобства, а то и боль от её наличия и даже наоборот, - живёт. Здесь явная подмена силлогизма: «некоторым х присуще а»; на: «всем х присуще а», причём, «с эллинским чувством ме-ры, с еврейской трезвостью и без филистёрской боязливости», вторым планом и параллельно подтверждая «справедливость» этой подставы тем, что всем нам, без всякого сомненья, присуща и, очень может быть, не совсем здоровая печень, и что ничего другого он, якобы, и не имел ввиду, т.е. всем нам: для «ненормальных» - в явлении, а для «нормальных» - бессознательно, присущ «эдипов комплекс» , правда, неизвестно на что «распадающийся», а Достоевскому в особенности , доказательством чему, якобы, служат «Братья Карамазо-вы», «плод великолепного поэтического творческого дара Достоевского» , которого «всего Д. можно было бы построить на его истерии» . И к тому же, «этот интеллектуальный гигант» , Гельмгольц – эпилептик, «все остальные великие личности были чистыми истериками».
А Т. Манн, попав под оболванивающее влияние фрейдизма, из сифилиса, т.е. из явной болезни, с сомни-тельным успехом, пытался вывести «гениальность», для чего (и по Фрейду), якобы, необходимо : «рассла-биться», отключить (а лучше, - убить сифилисом) свою упорядоченность и духовность, вот тогда-то на свет и явит себя своей «гениальностью» наша «бессознательность», наше «Оно», наша бессознательная и гени-альная часть, «один Бог знает, какая важная часть!», нашего «Я».
Интересно, а какой психоидный комплекс, или «первичный» позыв лежал в основании великолепного на-учного творческого дара трезвого Фрейда? Или он, будучи евреем, не обладал «амбивалентностью чувств, наследия душевной жизни примитивного человека, сохранившийся, однако, гораздо лучше и в более доступ-ном сознанию, чем у других народов, виде, в русском народе». Тогда как, для наследников «душевной жизни примитивного человека», т.е. для неевреев (т.к. это наследие примитивов, хоть и гораздо хуже, и в менее доступном сознанию, чем у русских, виде, присуще и немцу, и французу, и испанцу, и …), и для которых (для них и только для них) - «Братья Карамазовы» - это доказательства, что вне рамок нравственных требо-ваний, вне осознанного божественного присутствия, все принимаемые решения и всякие поступки: что для подобных эмоциональному Мити, что для сторонников рационального Ивана, что и для подобных пошлому Мерзлякову, лишены признаков целостности, фрагментальны и импульсивны, и неизбежно, хоть и различ-ными путями, ведут к преступному и трагическому финалу. А Алексея, образ благой жизни которого и с яв-ным присутствием в его душе живого Бога, Достоевский осознанно, целесообразно и навряд ли, впав в «бес-сознательность» и ведомый «эдиповым комплексом», случайно сделал общим фоном необходимо разви-вающимся событиям. Да и квазиединство Мити, Ивана и Мерзлякова в отношениях к своему отцу следует из замысла и целей Достоевского, а не из какого-то «бессознательного первичного позыва» Фёдора Михайло-вича. И по существу, и «Братья Карамазовы», и «Преступление и наказание», и «Бесы» - это осознанные и глубоко переживаемые доказательства бытия бога по Достоевскому. А отцеубийство у всех «примитивных» народов и во все времена является максимумом преступления и потому, что, до перехода сынов в автоном-ное существование, только отец может быть и является создателем нашего семейного очага, создателем и хранителем необходимых и достаточных условий существования, рубежей защиты всем «нашим» от дест-руктивных сил внешней среды; источником изначальных знаний и умений (т.е. технологий выживания), ду-ховности и мудрости (или справедливости, т.е. правил дележа).
Тогда как по Фрейду, источником значимости отцеубийства – «этого замечательного преступного дея-ния» - послужил страх отца-деспота оберегающего свою сексуальную монополию от своих мужающих сы-новей, для чего он и придумал в своей «орде» для них сексуальное табу, за нарушение которого он жестоко карал. И в «один прекрасный день изгнанные братья соединились, убили и съели отца и положили таким образом конец отцовской орде», т.е. сексуальному и только сексуальному деспотизму, а амбивалентные пе-реживания сынов, убивших и съевших своего отца, впоследствии и породили в их душах предельную значи-мость «этого замечательного преступного деяния». Как будто бы эта «первобытная орда» неизвестно кем и в избытке обеспечивалась средствами существования и для неё, кроме сексуальных, не существовали про-блемы защиты от голода, холода и болезней , либо других сил внешней среды, например, от саблезубого тигра, который тоже хотел кушать… А, используя эти предикаты, З. Фрейд, демонстрируя, так сказать, «но-визну» своего «трезвого» подхода в оценке преступления , сознательно перемешал наши классификацион-ные признаки зла и добра, и, «с эллинским чувством меры», «замечательные преступные деяния» извлёк из зоны зла и сделал их движущей силой нашей истории, и, по Фрейду, именно из одного из них - из отцеубий-ства - «взяли своё начало: социальные организации, нравственные ограничения и религия». Тем самым Фрейд представил всякие преступления в нашей жизни не только обыденными, но неизбежными и всеми нами «бессознательно» желательными «деяниями» (т.е. присущие нам «бессознательно»), чем подтвердил собст-венный посыл о «фундаментальности» еврейских «священных» текстов, т.к. именно в них представлен весь мыслимый перечень преступлений, причём не как возможных, а как необходимый и желательный (а то и единственный) стиль поведения еврея в среде неевреев, т.е. присутствует в них писано, а, следовательно, сознательно. Тогда как для христианского сознания преступления «замечательными» быть не могут, так же как и предикат «замечательный» к греховному поступку недопустим. И уж тем более для него день со-вершения греха несомненно мрачен и тягостен, а не «прекрасен», потому что христианство всем своим со-держанием утверждает, что зло может быть изощрённым, но совершенным (т.е. «замечательным» и «пре-красным») быть не может, а, следовательно, предикаты «замечательный» и «прекрасен» принадлежат облас-ти благих поступков, т.е. тому, что христианство называет деятельностью, тогда как зло - преступления могут быть только изощрёнными, как и всякая ложь, клевета, лицемерие, лжесвидетельство, мошенничест-во, обман, воровство, вымогательство, подлог и проч., и проч., вплоть до убийства, но деятельностью они быть не могут. А, следовательно, и весь перечень «заветов» Талмуда замечательными и прекрасными дея-ниями не являются… И это абсолютно достоверно.
К тому же, «бессознательная» амбивалентность чувств (которая по Фрейду доисторически предшествует «сознательному мышлению») и неразрывно связанная с ними диалектика мышления – это признак разума, а не рассудка, т.к. вне индивидуальных и осознанных переживаний между «хочу» и «должен», или вне диа-лектики индивидуального и общественного, общего и частного, идеального и реального, т.е. вне осознанно-го понятийно-терминологического формирования копии чувственного представления (т.е. вне мышления) в нас, как «сознательном», так и «бессознательном», амбивалентности (в т.ч. и чувств), как таковой, нет, т.к. вне чувств - нет мышления, как нет и бессмысленных чувств. (Это всё равно, что искать: А что «доисториче-ски первичнее»: электричество или магнетизм? - в электромагнитном колебании.)

[Emelia]

Сноски
----
Здесь следует уточнить, что понятия: «синтез» и «обобщение» - это совсем ни одно и то же. И если «обобщение» - это классификация объектов (т.е. определение некоторого их множества) по общему и их однородному свойству (предикату) (например, насекомые – это …), за пределы которого З. Фрейду в своём «синтезе», собственно говоря, так и не удалось выйти, тогда как «синтез» - это присоединение объекту исследования некоторого свойства (предиката) из вне и что не может быть результатом аналитического созерцания (например, данное тело обладает массой и все материальные тела обладают массой).
И здесь следует добавить, что логики и математики 20-го века, взамен «анализу», ввели новое понятие «редукции» и которое, по их представлениям, в операциях отличается от кантовского «анализа», но и в противоположность «редукции» они использовали не кантовский «синтез», а ввели новое понятие «конструктивизма», которое тоже и в операциях отлично от «синтеза». Но и при «конструировании», как и при кантовском «синтезе», предмету конструирования добавляют новое и внешнее для него свойство – желание и цели конструктора, иначе само производство «редукции» теряет всякий свой смысл.
И этого требует принцип или «бритва Оккама»: «не добавляй сущности».
Вот и все доказательства наличия бессознательного «Я» в общей структуре бессознательного и других, просто, нет – мол : «мне виднее, уж, поверьте мне на слово». А, по существу, вначале, он и сам этого не знает, т.к. знает это только один Бог. Затем, - «несомненно, и есть бессознательное», - значит знает ещё и сам Фрейд, т.е. Богу и Фрейду, уж, точно известно и известно сознательно. (Всё выделенное кавычками и наклонным шрифтом есть выдержки из текстов З. Фрейда.)
Т.е. если у больного цирроз печени являет себя, то у здорового цирроз печени тоже есть, но «бессознательно» и тем самым вероятностное суждение: «возможно будет», подменил на утвердительное: «бессознательно есть».
Всё дальнейшее можно приписать голословному протесту моего оскорблённого русского достоинства, моему русскому антисемитизму, но я думаю, что нагло и фактически оскорблены все «добывающие хлеб свой насущный в поте лица своего», т.е. вся деятельная часть человечества, производящая средства и условия Жизни – работающих и творящих как в корпусе общественно необходимой деятельности, так и творящих и сам этот корпус, и самих себя - могущих продуктивно и безопасно пользоваться этим корпусом.
Какая похвала! Какая «объективность»!… Но почему это – «поэтического», а не эстетического? Наверное от того, что «поэтическое» ближе к бессознательному «эдипову комплексу», ближе к явлениям чувств, чем к сознательному и разумному. Тогда как именно Достоевский, в полном сознании и в доброй памяти, своим творчеством предложил искать избавления человека от его собственных бесов на стезе красоты и совершенства – «Красота спасёт Мир». И самое интересное, что эти самые «бесы» Достоевского почти фрейдовские «первичности»
Смотри-ка, какой «строитель»!... Ай, Моська, знать она сильна…
Какая похвала! Какая «объективность»!…
Изгнанные, по Фрейду, из-за гигантских сексуальных запросов отца – маньяка, которому кроме как сексом, больше и нечем было себя занять. Тогда как и в римской первобытной общине, и в греческой, и в японской - мужской молодняк изгонялся из-за скудности запасов пищи и ещё потому, что у парня больше шансов добыть себе пропитание, чем у девицы, а отдав свою добычу в «общий котёл», доказать общине свою для неё значимость - и это есть исторический факт, а не моя интерпретация. И именно из этого факта «взяли своё начало: социальные организации, нравственные ограничения и религия»
Для «сознания» какого-нибудь солитёра, «несомненно», так оно и есть.
Причём, здесь преступник, для нееврев, прежде всего тот, кто преступил неписаные правила совместного бытия (общежития), т.е. обычаи и нравы, где контролируют нарушение этих правил сами лица этой общности. А самым первым и необходимым условием существования любой общности – это всеобщее согласие о добровольной взаимопомощи и, следовательно, как только численность общности превзошла меру человеческой вместимости и как только у члена общности возникло представление, что выбор кому помочь, а кому нет – это его собственный выбор, то возникла необходимость в писанных правилах общежития, т.е. в законах. И должно быть первыми законами были те, которые внешним образом (т.е. законом) побуждали состав общины к исполнению этого первого требования. Тогда как фрейдовский состав преступлений, представленный в его текстах, не шире «заветов» Талмуда, т.е. только те, которые связаны с изъятием чужих владений и как способы реализации любых возможных желаний иудея в среде неевреев. Правда, в Торе, а ранее - Моисеем, опосредствованно это первое требование общности, как Закон взаимопомощи только и только между лицами из состава иудейской общины.
----------------
Если кому интересно, то продолж. следует.

[Emelia]

Кроме того, из распадающегося «эдипова комплекса» следует, что: если «эдипов комплекс», - патология, болезнь человеческого «Я», то он излечим (как и болезнь печени), т.е. «распадается». Но если он один из базовых элементов общей структуры нормального «сознательно – бессознательного», или общей структуры человеческого «Я» (что, по Фрейду, так оно и есть), то «распад» «эдипова комплекса» с необходимостью повлечёт за собой «распад» и этой структуры (как и «распад» организма, при «распаде» печени). А по Фрейду этот «распад» происходит безо всяких последствий. Просто, «распадается» и всё. Тем самым, вольно или невольно, он признаёт, что «эдипов комплекс» есть патология или болезнь души (психики), а, следовательно, единичного и целого «Я» (т.к. «эдипов комплекс» у «эдипова комплекса» быть не может) и, следовательно, как и организму, и тоже как целому и единичному, присущи патологии как наследуемые, так и приобретённые, перечень которых, возможно, и есть все фрейдовские «бессознательные первичности». А фрейдизм – это осознанное, изощренное и довольно удачное «теоретизирование» при формировании своего собственного о нас – христианах представления, а затем - моделирование и формализация, но теперь уже для нас, нашего «Я», - «наследников душевной жизни примитивного человека», - из этих исходных «бессознательных первичностей».
Да и вообще, весь фрейдизм скуден мыслью с признаками последовательного движения к совершенству и красоте (т.е. вообще мыслью), заполнен обращениями к нашей животной сущности, резонирование которой мы и ощущаем при чтении его текстов, принимая его за присутствие в них истины. А главное достижение Фрейда – психоанализ за своё почти столетнее существование по своей целебной эффективности, как был в рамках процента само выздоравливающих, так и остаётся, тогда как медикаментозный, т.е. химический, непрерывно наращивает эффективность своего применения. И свести всю работу нашего мозга, самой сложной из наблюдаемых нами структур (да простят меня специалисты этой области), осуществляющей управление и контроль за эффективным и гармонизированным функционированием всех систем нашей внутренней секреции; которым мы видим , слышим, осязаем и ощущаем; создающей алгоритмы как физического, так и нравственного поведения ; хранителя, накопителя и модификатора информации и проч., и проч., к какому-то «эдипову комплексу», к оральным или сексуальным потугам, мало сказать - не серьёзно, но и уводящие нас от действительно научного его исследования.
И уж совсем не с реализации «эдипова комплекса», не с отцеубийства, - «этого замечательного преступного деяния» - «взяли своё начало: социальные организации, нравственные ограничения и религия»…
Кроме того, интересны и все фрейдовские формы его «синтетических» суждений, его умозаключений: если со времён Пифагора, Платона и Аристотеля, а может быть и раньше, они имеют вид: «если …, то…», или «так как …., следовательно, …», или «поскольку «а» больше «б», а «б» больше «с», то «а» больше «с»», то З. Фрейд использует другие, не присущие нам формы: вместо «если …, то…», просто - «таким образом» или «заставляет нас признать и/или прийти к заключению»; и это, где возможно натыканное в его текстах, великолепное - «несомненно», с двойным смыслом: как «следовательно», так и «очевидно». А «очевидно» он употребляет не в форме очевидного, т.е. не требующего доказательств, а в форме возможного. Тем самым, он и не осознанно, демонстрирует свою «амбивалентность чувств» к своим собственным умозаключениям: с одной стороны, они, как бы, несут в себе признаки необходимого, с другой – только возможного, и тем самым, заставляют нас признать и прийти к заключению: «А что? – О-о-очень может быть!»... А демонстрационно уверенная манера изложения и обилие цитируемого материала (правда, в собственной интерпретации их содержания: он, вначале, демонстрирует свой восторг и согласие с авторской мыслью; затем, как бы, «уточняя», обязательно находит истоки её смысла в какой-либо своей «первичности»), снимают в нас и эти сомнения. К тому же эта «амбивалентность» фрейдовских «логических связок» порождает у читателя двойственное, но не амбивалентное к нему отношение: с одной стороны, их использование говорит читателю о его, как бы, научной скромности; с другой - о его, якобы, щадящем нас, стиле изложения «несомненных» «истин», в корне меняющих представления: о самом себе, об окружающем, о духовности и культуре, а, вообще, о истории человечества, причём наша духовность становится бессознательным, а, следовательно, иллюзорным отражением «духовности» евреев. При этом, не отталкивая такой манерой изложения самого читателя, как бы говоря ему: «Ты же умный человек!». Правда, не такой как он, - но умный. (Мол, макаки – они и есть макаки, кроме нас с тобой.)
А в общем, все эти фрейдовские спекуляции и «доказательства», скорее похожи на демонстрацию отсутствия у него «филистёрской боязливости», чем на науку и наглядным примером для евреев, чтобы изжить в них самих присущую им, эту самую, «филистёрскую боязливость».
А для доказательства приведу выдержку из «Тотем и табу», свидетельствующую об отсутствии у него «филистёрскоё боязливости» и в которой он весьма смело рассуждает о происхождении христианского первородного греха:

[Emelia]

«В христианском мифе первородный грех человека представляет собой несомненно прегрешение против бога-отца (не против бога-отца, а против воли бога-отца, т.е. его замысла: какими мы, возмужав, должны стать, подтверждением чему и служит легенда о блудном сыне). Если Христос освобождает людей от тяжести первородного греха, жертвуя собственной жизнью, то это заставляет нас прийти к заключению, что этим грехом было убийство». (С чего это вдруг и сразу: «было убийство»?, тогда как даже: «возможно было убийство», - весьма сомнительно. К тому же, «в христианском мифе» Христос вовсе и не «освобождает людей от тяжести первородного греха», т.к. божье наказание за его совершение - быть смертными, - никто не отменил и после его распятия). Далее, «И если приношение в жертву собственной жизни ведёт к примирению с богом-отцом, то преступление, которое нужно искупить, может быть только убийством отца». (И где это он взял? Тогда как «в христианском мифе» Христос идёт на смерть во искупление наших смертных грехов, нашего отказа от соблюдения, в частной и общественной жизни, заповедей бога-отца и которые, в принципе, являются ничем другим, как правилами общежития, т.е. какими мы должны стать и чему мы должны следовать, чтобы наша общность не завила бы от роста нашей численности. А если и возможно какое-либо примирение, то это примирение нас с Богом, а Христос и не был вне воли Бога. А само самопожертвование Иисуса Христа – есть доказательство, что всё к чему он нас призывал - не есть словоблудие.) И доказательством этого нового, смелого и самоуверенного толкования содержания и смысла Святого Писания в том, что «Импульсы к самоубийству наших невротиков всегда оказываются наказанием самого себя за желание смерти другим». Отсюда следует, что если это так и есть, то все христиане невротики. (И ещё, - это почему же «всегда»?, например, такие «невротики» как: Прометей, Сократ, Христос, Бруно или Данко и проч., и проч. приносили себя в жертву совсем по другим причинам и даже не в наказание самому себе за желание смерти другим, а, именно, во имя жизни других).
«Таким образом, в христианском учении человечество (смело, очень смело: сразу – и всё человечество, в т.ч. и евреи что ли? Или как?) самым откровенным образом признаётся в преступном деянии доисторического времени (т.е. бессознательно) потому что самое полное искупление его оно нашло в жертвенной смерти сына». (Вот оно как! Оказывается именно наша бессознательная амбивалентность чувств –наследие душевной жизни примитивного человека, а не наш Разум, движет не только нами, но и нашим историческим бытием… Вообще говоря, кто-нибудь вчитывался в это «таким образом»?, в эту белиберду, претендующую на всеобщее обобщение?) И вдруг (и от куда он это только берёт?): «Примирение с отцом тем более полное, что одновременно с этой жертвой последовал полный отказ от женщины, из-за которой произошло возмущение против отца.» - Ну полная отсебятина. Т.к.: если этот «синтез» - есть результат анализа «христианского учения», то где это он в нём нашёл?, а если все евангелисты и следующие за ними: апостол Павел, св. Августин , Абеляр, св. Фома, да и сам Бог первородный грех, как источник всякой греховности, видели в нашей сексуальности, то они что - менее проницательны, менее озабочены будущим человечества, чем великий З. Фрейд? Кроме того, этой отсебятиной З. Фрейд всем тем, кто принял фрейдизм, одними неосознанно, другими - как «достаточно» обоснованным, убедительно и окончательно «доказал»: во первых, что нам «наследникам душевной жизни примитивного человека», и теперь не только русским, но и всем христианам (а то и всему человечеству) «несомненно» присущ «эдипов комплекс»; во вторых, реабилитировал, неоправданно охаянную нами, сексуальность. И «таким образом», Фрейд «неопровержимо» обосновал это новое и смелое толкование «христианского мифа» - фрейдизмом, т.к. все эти «преобразования» смысла первородного греха требовала, ранее им слепленная, матрица «эдипова комплекса». А все тексты, в которых первородный грех присутствует в своём изначальном христианском содержании, стали, для вступивших во фрейдизм, ложными или «несовременными» и, следовательно, всё, что следует из них: все наши представления о милосердии, сострадании, чести, совести, стыда, любви и проч., и проч., освоенный и присвоенный смысл и содержание которых, собственно, и образуют суть всякой индивидуальной духовности (а что именно из них они и следуют, не требует никаких доказательств, - достаточно их прочесть ), в лучшем случае, есть иллюзии, а в худшем – имитация, муляж отсутствующей в нас души и, следовательно, все наши «высокие цели» и «благие порывы» пусты, фальшивы и лишены своего будущего, т.к., по Фрейду и как бы в действительности, в нас нет этих самых «высоких целей» и «благих порывов», и поэтому они не могут являть себя действительными требованиями, как при формировании нашей мотивации, так и при формировании наших целей и способов их достижения, т.к. в «действительности» и «несомненно» всеми нами движут и «бессознательно», эти самые, - фрейдовские «первичные позывы». И «таким образом, заставляет нас признать и прийти к заключению», что наша культура, как бы , «поглощается» другой (фрейдизмом), которая возвеличивает господство, в нашем историческом бытии, подсознательного, сексуального и других внутренних функции организма, а культурное сознание становится анахронизмом похожим на английский пуританизм, на русских староверов или на любую другую сексту...
И всё это стало результатом того, что Фрейд отцовские проблемы обучения и воспитания своих сынов, - т.е. освоения и присвоения ими технологий выживания (т.е. приобщения труду) и правил общежития, пути которых к их сознанию неисповедимы, и вполне возможно, что эти-то пути и проходят через нашу изначальность, нашу животную сущность (т.е. через фрейдовское ОНО), - подменил на сексуальные проблемы между автономными мужиками.
-------------------------
Продолжение следует.

[Дженни]

Мне не нравится Фрейд. Озабоченный старикан.

[Ruta]

А мне тема Фрейда нравится, но уж слишком много вы тут разных controversies затронули: и психологию, и религию, и отцовство... Даж не знаю с чего начать! Так в чем ваш вопрос? Потому как обсуждая всю пейпер можна многа часов потратить... :vacation:

[Dr. Livesey]

Я читал Фрейда, когда-то давно, еще в школе, но плохо понял, вернее не все что читал из него. Может просто маленький еще был для этого.:shy:

[Emelia]

Всем, кому хочется прочесть весь тект, прошу сюда.
http://www.cartoonnetwork.com

[Serge24]

Мне не нравится Фрейд. Озабоченный старикан.

Согласен:rolleyes: