Мои не мои стихи...

[Вениамин Зор]

Владимир Бергер -
Елена Кораблева


Пока мы живы, можно все исправить...
Все осознать, раскаяться... Простить.
Врагам не мстить, любимым не лукавить,
Друзей, что оттолкнули, возвратить...

Пока мы живы, можно оглянуться...
Увидеть путь, с которого сошли.
От страшных снов очнувшись, оттолкнуться
От пропасти, к которой подошли.

Пока мы живы... Многие ль сумели
Остановить любимых, что ушли?
Мы их простить при жизни не успели,
А попросить прощенья, - Не смогли..

Когда они уходят в тишину,
Туда, откуда точно нет возврата,
Порой хватает несколько минут
Понять – о Боже, как мы виноваты…

И фото – черно-белое кино.
Усталые глаза – знакомым взглядом.
Они уже простили нас давно
За то, что слишком редко были рядом,

За не звонки, не встречи, не тепло.
Не лица перед нами, просто тени…
А сколько было сказано не то,
И не о том, и фразами не теми.

Тугая боль – вины последний штрих –
Скребет, изводит холодом по коже.
За всё, что мы не сделали для них,
Они прощают. Мы себя – не можем.



http://www.stihi.ru/rec.html?2012/02/11/10293

[Вениамин Зор]

Эти стихи девочка в 8 лет написала. Может, помните -
была такая девочка-поэтесса в 80-е: Вика Ивченко
(не путать с Никой Турбиной).


1. Обсуждение

Сегодня в классе было обсуждение:
к кому приходят папы в день рождения
и в руки нам суют пакет огромный,
чтоб целый год жить в трубке телефонной.

Пусть на портретах папины улыбки,
а я хочу аквариум и рыбки,
а я хочу кататься с ним на лыжах
и папу знать, как дедушку, поближе.

Сидела я и думала печально:
все говорят, что папа мой – начальник,
что он со всеми добрый на работе,
но любит не меня – чужую тётю.

Его лицо – как за окном трамвая.
Я постепенно папу забываю.
Он для меня уже почти прохожий,
хоть, говорят, я на него похожа.

А у меня сестра выходит замуж.
А у меня болеет часто мама.
А я расту, как сквозь асфальт травинка.
Ах, папа-папа! Я – твоя кровинка.

Таких травинок много под ногами,
и потому мы льнём поближе к маме.



И после этого -

2. ПАПЕ ПОСЛЕ "ОБСУЖДЕНЬЯ"

Писала строчками цементными,
не сердцем мысля - головой.
Меня казнили алиментами.
Тебя - недоброю молвой.

Но слово, будто камень,брошено -
и рикошетом, с мостовой...
Тебя обидела, хорошего,
родимый мой, любимый мой.

Мы все идем дорогой снежною
и часто падаем, скользя.
Но я люблю тебя по-прежнему,
и заменить тебя нельзя.

Ты не кляни себя, пожалуйста,
все предначертано в судьбе...
Ты мне на боль свою пожалуйся.
А я пожалуюсь тебе.



ИСПОВЕДЬ

Я описала жизнь своей семьи...
Простите мне,любимые мои!
Как простыни на бельевой веревке,
Развесила я горести мои.



ВОСКРЕСЕНЬЕ

Играет осень праздничное скерцо.
Звон колокольный стынет на ветру.
Вновь мамино истерзанное сердце
Я в церковь на Мостицкую несу.

Не помогают импортные средства,
не отпускает "скорая" грехи.
Когда-нибудь о триумфальном детстве
Я напишу печальные стихи.



В БОЛЬНИЦЕ

Гляжу на улицу в окно.
А там уже совсем темно.
Давно мои соседи спят.
Уснула вся больница.

Но только мой гуляет взгляд,
и только мне не спится.
Скорей бы мамочка пришла
и передачу принесла
или приехал кто-то...

Сейчас бы можно было взять
и на рояле поиграть.
Как жаль, что дома ноты!..


***


В гости к Пушкину

К Москве подходит поезд скорый.
На каждой полке – разговоры.
Один спешит в командировку,
другой – на отдых по путёвке.

Тут возвращаются солдаты –
все обсуждают депутатов.
На верхней полке суетится,
ворчит на всех старик босой:

– Ах, люди-люди! Все – в столицу
за славой и за колбасой! –
Сосед торопится на свадьбу.
– Ну, а куда же едешь ты?

– Я еду к Пушкину в усадьбу,
стихи везу я и цветы.
Приглашена на воскресенье
я к Пушкину на день рожденья.

Я положу свои подарки
на пьедестал в тенистом парке,
и самописный сборник мой
прочтёт поэт в тиши ночной.

Пусть сам решит учитель строгий,
по той ли я иду дороге,
и скажет: будет или нет
великим маленький поэт?



***

СТИХОТВОРЕНИЯ НА УКРАИНСКОМ ЯЗЫКЕ:

***


Стікає віск, сплітаючись в слова.
В них застигають миті і хвилини
Мій ангел ще живий. І я жива.
У нас сьогодні спільні іменини.

Він невідступно слідує за мною
невидимою постаттю німою.
Нечутно голову кладе на плечі,
благославляючи мій сон під вечір.
Страждаючи, зі мною пише вірш.

Нещасний!
Раптом знов його впізнаю
як відблиск у очах гостей моїх
за чашечкою чаю.


(1990 р.)


***


Вирок

Україно моя, Україно,
нещаслива матусе моя!
Я - твоя безталанна дитина,
що згубилась в російських краях.

Ти скажи, чим тебе лікувати,
Як згасити Чорнобильський біль?
Зустрічаєш мене, наче мати,
та забула про хліб і про сіль.

Сіль погіркла від стронцію й йоду,
хліб вже більш не дарує життя . . .
Опромінені діти народу
розлетілись шукать майбуття.


(4 квітня 1991)


***


Удосвіта

Не пишеться... Натхнення світлі миті
остуджує холодна голова.
Не пишеться... І я згрібаю в сміття
зі столу обезбарвлені слова.

Та трапиться, що ритміка і рима
зіллються воєдино уві сні.
І проросте поезія незримо,
як пролісок під снігом на весні.



(Лютий 1993)

[Вениамин Зор]

Ольга Родионова


Расстрел царской семьи


Выпрями спину, дитя моё. Ну!
Простолюди́ны
Гнутся. Потуже корсет затяну…
Выпрями спину!

Если упала, расшиблась, — не плачь.
Боль — только вспышка.
Каждой принцессе положен палач.
Спину, малышка!

В чёрную кухню ли, в келью, в петлю́,
В обморок, в клетку…
Спину, дитя моё, — я так велю.
Выпрямись, детка!

Спину!.. Народ, как всегда, ликовал, —
Вон что творится…
На эшафот, или в грязный подвал, —
Спину, царица!

Если детей твоих, всех пятерых,
Девочек, сына…
Пусть тебе будет не стыдно за них.
Выпрями спину!

Значит, вот так — ни за что, ни про что —
Мальчика, дочек…
Господи, только б не вскрикнул никто!..
Спину, сыночек!..



<09.06.2003>








Фрагмент письма (Тобольск):

" Отец просит передать всем тем, кто Ему остался предан, и тем, на кого они могут иметь влияние,
чтобы они не мстили за Него, так как Он всех простил и за всех молится,
и чтобы не мстили за себя, и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет еще сильнее,
но что не зло победит, а только любовь...".

https://books.google.com.ua/books?id...%B5%2C&f=false

---

[Вениамин Зор]

Гаййй

Верните мне крылья!

Ему при рожденьи обрезали крылья.
И мать, и отец – они были не против.
«Пусть будет как все».
«Да, пускай».
Порешили.
Они волновались немного, но вроде

Он рос совершенно нормальным ребенком:
Кормился, как следует, маминой грудью,
И пачкал, как все поначалу, пеленки –
Зародыш одной из бесчисленных судеб.

Он быстро взрослел, и однажды, под вечер,
Спросил, указав на неровные шрамы
(Спиной повернувшись, ткнув пальцем за плечи):
«Скажи мне, пожалуйста, что это, мама?»

Ответила мать: «Не волнуйся, сыночек,
Ты точно такой, как обычные люди».
Но он был умен, он читал между строчек,
Он очень хотел докопаться до сути.

Когда он всё понял (почуял скорее),
Он плакал три дня от тоски и бессилья,
А после, пуская воздушного змея,
Шептал еле слышно: «Верните мне крылья»...

Он стал по ночам забираться на крышу,
Гулять, закрывая глаза, по карнизам.
Ему всё хотелось повыше, повыше...
Знакомые это считали капризом.

Он жадно смотрел на летящие [близко!]
В шальных небесах журавлиные стаи.
Потом он исчез. Но осталась записка:
«Прощайте. Не ждите. Люблю.
Улетаю...»

[Вениамин Зор]

Михась Сычук

Дяденька, возьми меня к себе...

Дяденька, возьми меня к себе.
Не хочу я больше жить у мамки.
Мамка меня бьёт по голове,
А ещё устраивает пьянки.

А недавно выбросила прочь
Из окна любимую игрушку.
Дяденька, я плакала всю ночь
В жесткую, противную подушку.

А когда я вырасту большой,
Я пойду работать и не буду
Ни давиться слипшейся лапшой,
Ни лизать немытую посуду.

Буду я в кроватке чистой спать
Сладко так, без мамкиного храпа.
Я ещё умею рисовать.
Дяденька, а что такое папа?



Где-то за последним детским летом...

Где-то за последним детским летом
Память ищет отдых от работы.
Но оттуда бьет слепящим светом,
И звучат там искренние ноты.

Там живет смышленый человечек,
Кашу ест, катается на пони.
И стрекочет пойманный кузнечик
На раскрытой маленькой ладони.

Там над ним и нежно, и упрямо
Высятся заботливые лица.
Там такая ласковая мама,
Для которой стоит народиться.

И оттуда плачу я мальчишкой,
Когда руку занесу для брани
Над своим испуганным сынишкой,
Расколовшим мне горшок герани.

[Вениамин Зор]

Михаил Розенштейн

Вот видишь, всё прошло...


Вот видишь, всё прошло, вот видишь, постепенно
всё явственней весна, всё выше облака,
и в сумерках твоих прелюдия Шопена
пронзительно проста, светла и высока.

И снятся голоса из опустевших будней,
из прожитой зимы распахнуто окно,
и всё яснее дни, и вечера безлюдней,
и всё понятней жизнь, как это ни смешно.

Так жги свои мосты, пока зари полоска
над городом пустым красна и холодна,
пока в твоей душе ни зла, ни отголоска
той канувшей зимы - лишь мир и тишина.

Что ж, празднуй этот мир с его неясным светом
на лезвии клинка проснувшейся зари,
вы с ним давно враги - не говори об этом,
вы с ним друзья давно - об этом говори.

[Вениамин Зор]

Ольга Морева

Старики


Вы видели – как плачут старики?
Беззвучно, без надрыва и истерик…
Слеза сползёт в бороздочках щеки,
А в выцветших глазах – желанье ВЕРИТЬ,

Что нам с тобой их интересна жизнь,
И где болит, и что приснилось ночью…
И слышишь ты, как сердце их дрожит,
И как оно тепла простого хочет…

Вы видели, как ждут они звонка,
Обычного звонка по телефону?
Как сухонькие пальчики дрожат,
Не замечая кнопочек знакомых…

Какое счастье слышать наконец
Их тихий голос – добрый и земной…
Какое счастье знать, что где-то есть
Твой самый-самый человек родной.

Пусть никогда не плачут старики.
Пусть голос их звучит по телефону.
Мы дети, пока есть кому звонить…
Пока мы любим их, пока мы помним…

[Вениамин Зор]

Алквиад

Одна

Она сидела у окна,
А он вошел в ее вагон.
- Женат, - подумала она.
- Лет тридцать пять, - подумал он.

А за окном цвела весна,
Был мир прекрасен, словно сон.
- Красив, - подумала она.
- Как хороша, - подумал он.

Но жизнь для счастья не дана.
Он встал и вышел на перрон.
- Как жаль! – подумала она.
- Как жаль! – успел подумать он.

А дома, сжав бокал вина,
Включив любимый Вальс-Бостон
- Одна, – подумала она.
- Один, – вдали подумал он.

[Вениамин Зор]

Мартемьянов

Давай с тобой немного посидим

Давай с тобой немного посидим
В кафе на "Театральной", у фонтана,
Где одинокое фальшивит фортепьяно,
Глаза в глаза о многом промолчим.

За витражом прозрачного окна
Мелькают одинокие фигуры,
И дождь рисует чудные гравюры,
Да манит нас проказница весна.

И вторит ей гитарная струна,
Но нас она сегодня не обманет,
Лишь сладким ядом наши души ранит,
Бокалом полусладкого вина.

И может быть, когда- нибудь потом,
Мы будем сожалеть о том, что было,
И что в душе давно у нас остыло
Дождём прольётся тёплым, за окном.

Давай с тобой немного погрустим,
В кафе, на "Театральной", у фонтана,
Где одинокое фальшивит фортепьяно,
Но мы его за искренность простим.

[Вениамин Зор]

Абсент

Я дружу с паучком

Я дружу с паучком. Он живёт в моей маленькой ванной,
Слава богу, не зная, – у оной гигантский масштаб.
Он красив и умён, да и я с ним нежна и гуманна.
Я одна, да и он без настырных и ноющих баб.

Я его достаю по утрам из Большого Каньона,
Вечерами спасаю из всех океанских пучин.
В благодарность за то он не мнит о себе скорпионно,
Доверяя мне тайные лонжи своих паутин.

Может, он принимает меня за свою паучиху,
Или вдруг из почтенья причислил к верховным богам?
Только, будучи в полном неведенье тихого свиха,
Как бы кто из домашних не принял его за врага.

.................................................. ..................................................

Мы дружили-дружили, и вдруг он исчез. По-английски.
Я металась, искала под ванной, в далёкой глуши.
Отлегло, – через месяц нашла в коридоре записку:
«Я женился. Живу возле кухни, в кладовке. Пиши.»