Вокруг меня

[вторжение]

Твой историй мне очень напоминают

Мне напоминают рассказы Т.Толстой...Они пахнут доброй грустной памятью... особенно "Шура"...

[NataliaLA]

молодчина !

[Y.Gustov]

Накос, спасибо!

[Akela]

Накос, чтобы ты сейчас не говорил, но по другому я не могу:
:ladush::ladush::ladush:

[Krakadil]

Спасибо ребятки, я никогда ничего кроме технических опусов не создавал.

И это пишу не задумываясь как о чем-то литературном. Так что уж извините меня за невольное графоманство.

[Olezhik]

Спасибо ребятки, я никогда ничего кроме технических опусов не создавал.




И это пишу не задумываясь как о чем-то литературном. Так что уж извините меня за невольное графоманство.

и?......
Я уверен что у тебя таких историй ещё сотни дились с народом мы требуем!:knopka:

[Krakadil]

Приживальцы и квартираны.

Слово какое-то не очень доброжелательное - приживальцы, но мы так никогда не называли людей живущих у нас в квартире. Вообще, сейчас я думаю, что это была странная у нас семья. Хоромов мы не имели, было достаточно тесно и в то же время, кто-нибудь жил у нас постоянно иделил с нами пищу. Я никогда не слышал, чтоб мама когда-топожаловалась на лишний рот.

Первым кого я помню - Леня-моряк. Леня был сыном папиного родственника, который был брошен немцами в тюрьму и затем убит. Леня был в тюрьме вместе с отцом, но уцелел. После войны его поместили в детский дом, но папа забрал его к нам. Он жил у нас как сын, ходил в школу. Затем папа устроил его в мореходку. Это было не просто, но папа работал в больнице водников, а в Одессе это все равно, что Кремлевка в Москве, ну и кроме того это было одно министерство, так что Леня пошел в мореходы.

Разве вы знаете, что такое моряк в Одессе? Это же герой, мечта всех одесских мальчишек, объект вздыханий девушек. За ним вся слава российского флота, легенды о мужестве, находчивости, верности. Для справедливости надо также добавить легенды о пьянстве, хулиганстве и сексуальных подвигах. Но это уже неважно. Каждый моряк, даже самый плюгавенький на вид, был встречаем с завистьюи уважением. А уж высокий, стройный, широкоплечийи чернобровый Леня, с горящим взглядоми зачесанными назад гладкими черными волосами обращал на себя вниманиеи подавно. Этакий черноволосый-черноглазый Орландо Блум.

Форма моряка - его гордость. Брюки клеш метут мостовую, но стрелки на них идеальные. Знаете ли вы что эти брюки не имеют ширинки? По бокам отстегивются пуговицы и перед брюк отбрасывается как фартук. Наверное в знак признания размеров соответствующих частей - нам мало форточки, откроем все окно. А ремень с бляхой? Бляха с якорем блестит на солнце, как золотая. Но это не украшение, это оружие моряка. Сколько кровавыхбитв состоялась на прибережных склонах парка Шевченко между морячками вооруженными ремнями с бляхами и вечно враждующими с ними, курсантами военных училищ. Далее форменка с отложным воротником, который шел отдельно и это то, что девченки охотно заимствовали на свои платья - матроски.

Форменка всегда распахнута на груди, из под нее видна тельняшка - душа моряка. Бескозырка с лентами. Потом ее заменили на фуражку с козырьком - мичманку. Бушлат по-моему не изменился с екатерининских времен. Это были две вещи, которыми морячки приторговывали, чтоб удовлетворить свои алкоголические потребности - бушлат и тельняшка. Я протаскал такую тельняшку лет 8, она была просто неизнашеваемая.
Забыл еще одну вешь - ботинки. Помните песню "У них ботиночки, как сундучки". Вот, вот, точно, как сундучки. Но не знаменитые "гомнодавы", а то что в народе называли шкары.

И вот я, пяти-шестилетний шкет, иду за руку с таким героем и меня просто распирает от гордости. Все дворовые смотрят на меня с завистью. На улице ангелоподобные девушки в весенних платьицах проплывают мимо томно вздыхая. Вздохи - это не ко мне. Я себя чуствую детьми капитана Гранта и пятнадцатилетним капитаном одновременно. Мы идем к пивному ларьку, где Леньку уже ждут другие курсанты с пивом. Нет, мне никто пиво не дает, меня посылают стоять на стреме, чтобы препод их не засек. Я неописуемо счастлив, удостоенной честью. А вот и награда - газировка с сиропом. С двойным. С вишневым. За семь копеек. День удался!
Папа у меня был стар играться со мной - я родился когда ему было уже 51.
А вот Леня был самый близкий мне по возрасту мужчина в семье и иначе, как о старшем брате я о нем не думал. Бывало возились мы игрушечно мутузя друг друга. В те времена не очень-то было со сладостями - ни пирожных ни шоколадных конфет. И вот Леня, чтоб побаловать меня отрезал ломоть хлеба, хлеб мазался маслом и густо посыпался сахаром.
Я выходил во двор с этим ломтем, и все... я был королем. Налетала наша мелкота - Дай укусить, дай кусманчик, и мне, и мне. Бывало сам первый не откусишь, так и не достанется. Позже в письмах Ленька обещался, что будет меня только этим и кормить, когда я к нему в гости приеду.

Леню на навигаторское не зачислили - пятая графа. И стал он инженером по портовым сооружениям. Порт назначения у него был Клайпеда. Писал он редко, особенно после смерти папы. В одном из писем была фотография - Леня, возмужавший, но все с тем же пронзительным взглядом, окружен двумя девизцами а-ля Марлен Дитрих. Это оказались его жена и ее сестра. Вскоре письма перестали приходить вообще. Когда я повзрослел, я пытался его разыскивать, но все бесполезно. Особенно обижало, что он нас забыл, прожив всю юность в нашей семье.
Только сравнительно недавно до меня дошли сведения, хотя их точность никто не гарантировал, что же произошло. Леню взяли в один из рейсов, по причине ремонта корабля в доке в Западной Германии. Корабль стоял в доке в Киле, на берег никого не отпускали. И все же Леня пропал. Как и что, никакие подробности неизвестны. Он нигде не объявился потом. Было много версий, но мне кажется наиболее правдоподобной, что он сам выбрал этот путь.
Много лет спустя мои запросы в Германию остались без ответа


to be cont'd

[Krakadil]

Рашель (Навеяно поездкой в Париж).

Рашель. Странное имя, неправда ли? Кажется была пудра такая?
У меня это имя ассоциируется с Блоковской незнакомкой. Может быть потому, что на старой фотографии она сидит за столиком в шляпе с вуалью. Фотография сделана в Париже, но намного позже, чем была написаны строчки "дыша духами и туманами..."

Судьба ее необычна, даже трагична, хотя длы анашей страны ничего необычного нет в коверкании судеб.
Рашель - родственница моей мамы (а в том родстве я не силен) и ее старшая подруга. Рашель имела гимназическое образование, свободно владела несколькими языками и, когда она хотела что-то
обсудить с мамой, не предназначенное для детских ушей они переходили на французский. Рашель была высока
ростом, с ахматовским носом, что ничуть не портило ее лица, а даже добавляло благородства испанской дуэньи.
Я не в курсе подробностей всей ее жизни, но вот то немногое, что удалось вытянуть из моей старшей сестры. В молодости Рашель была очень красива, увлекалась поэзией, вращалась в кругу наших будущих литературных классиков. Окончилось это замужеством за известным (но мне неизвестно его имя) литератором и отъездом за границу, в Париж. Когда она говорила о тех временах, то все у нее было зашифровано, каждый имел у нее свое специфическое название, кличку. Гораздо позже я встретил то же самое у Катаева в его романе "Алмазный мой венец". Но там все быстро угадываемое, например,
сразу понятно, что птицелов - это Багрицкий, итд. У Рашели же все было абсолютно непонятно, по крайней мере для меня.

Что-то у них с писателем там не сложилось и она уходит от него навсегда. Вскоре у нее возникает бурный роман с молодым
советским дипломатом, с которым она отъезжает на родину. Новое назначение дипломат получает в Германию и едет туда со
своей женой. Но теперь у нее не только роль жены. Чем конкретно она занималась я не знаю, но судя по ее словам в отношении власти "я для этих сволочей каждый день свою голову ставила", дела у нее были серъезные.
В дальнейшем ее судьба напоминает судьбу моего знакомогo, известного нашего разведчика и писателя Льва Гуревича.
В з8 году ее и мужа отзывают v Moskvu. Он получает свои десять лет без права переписки, не надо объяснять, что это значило.
Она попадает в те же лагеря, где сидят заложниками жены политиков. Недавно родившегося малыша удается спасти от детского дома
и оставить с бабушкой в Ленинграде. Конечно о судьбе мужа она ничего не знала и надеялась, что это ошибка.
Когда началась война про нее вспомнили. Но не сразу. За это время ее мать и ее сын успели погибнуть в блокадном Ленинграде.
Представляете ее состояние, когда благодаря высокопоставленному военнуму ее вытягивают из лагеря и направлят на помощь
фронтовой разведке, а она узнает, что муж расстрелян, а мать и сын погибли? Сердце ее закаменело. Жизнь потеряла смысл.
Но надо было разделить и всеобщее горе. После войны она осталась работать в военном ведомстве и хотя ухажеров из высшего
командного состава было предостаточно, она уже не связала свою жизнь больше ни с кем.

Тут и подкралась очередная беда - борьба с космополитизмом. Получив очередную десятку, Рашель отправилась в уже знакомые
края. Не знаю как она перенесла все эти испытания и не пала духом. Спасла ее смерть друга пионэров, параноидального иезуита.
Но еще не сразу ее и выпустили. Вмешался не кто-нибудь, а знавший ее маршал Жуков. Вытащил ее и устроил на работу в Одесский военный округ. С квартирами было худо - вот она и жила у нас некоторое время, смущаяя меня папироской в углу рта и такой явно выраженной ненавистью ко всему тому, чему нас учили любить. Забавная она была. В ней сочетались аристократизм и утонченность Смольного института и ироничность и резкость подобная той, что обладала Фаина Раневская.

После смерти мамы, с которой она очень дружила, Рашель как-то быстро сотарилас', хотя и сохранялa привитuю с детства выправку. Жила она одна, иногда посещаемая племянницей. Подрабатывала печатанием на машинке. Пару раз из-за этого у нее были неприятности, так как все пишущие машинки были на учете в милиции. Но иначе на ее скудную пенсию она не могла просуществовать. Я всегда выискивал для нее работу, например уговаривал студентов распечатывать чего-там перед экзаменами. К тому что она зарабатывала я периодически добавлял из своей зарплаты. К концу жизни у нее началась мания преследования - она мне все время говорила, что из квартиры напротив за ней следят. Потом она мне рассказывала какие-то фантастические истории из жизниво Франции и Германии. Тогда мне это все казалось бредом и я не очень-то обращал внимание на ее рассказы. А жаль. Кстати, у нее хранились несколько писем от знаменитых военачальников, которые каким-то образом ищезли после ее смерти вместе с ее бумагами.

Ах, вот вспомнил еще одну деталь. Известный художник-график, Савва Бродский приходился ей то ли племянником, то ли двоюродным братом.
Надо посмотреть бы в его творчестве. Не может быть, чтобы он где-нибудь да не нарисовал ее, удивтельную Рашель.

[aprilneverends]

Накось, классно. пиши еше!