Mr. Nikolson
09-25-2012, 10:38 PM
Наступление на гражданское общество в России продолжается("CNN", США)
Таня Локшина (Tanya Lokshina)
26/09/2012
Таня Локшина - старший исследователь и заместитель директора Human Rights Watch в России. Взгляды, выраженные в настоящей публикации, являются таковыми автора.
Сделанное на прошлой неделе Кремлем заявление о том, что он выдворяет USAID из России – это последний шаг в процессе движения против спонсируемых из-за рубежа организаций по развитию гражданского общества. Это тренд, который лишь усилился после возвращения Путина на пост президента в мае, и теперь парламент быстро принимает дополнительные ограничительные законопроекты, касающиеся НКО. Организации, получающие хоть копейку иностранного финансирования, должны будут официально регистрироватьс как «иностранные агенты». В русском языке это выражение в основном воспринимается как «иностранные шпионы», что приводит многих россиян к заключению о том, что закон нацелен на маргинализацию и дискредитацию организаций, которые выступают за изменение политики.
Новый закон не вступит в силу до конца осени, но его действие уже ощутимо. По меньшей мере, его ощутила я, путешествуя недавно по российской глубинке. Пока Министерство юстиции все еще вырабатывает правила исполнения нового закона, региональные официальные лица, похоже, уже пытаются понравиться своим федеральным боссам, демонстрируя необычайное рвение в связи с нововведениями.
Пару недель назад в соцсетях появился интереснейший документ. Это фотокопия письма от 9 августа, напечатанного на бланке главы администрации Республики Марий Эл в российском Приволжском округе. В качестве адресатов указаны главы местных государственных департаменов. В документе упоминается растущее беспокойство по поводу «активизации иностранных и российских некоммерческих организаций», а чиновников призывают противостоять этим угрозам. В частности, адресатам поручено «провести организационную и информационно-разъяснительную работу, направленную на "минимизацию участия ваших сотрудников и работников подведомственных трудовых коллективов в организуемых и финансируемых иностранными и российскими некоммерческими организациями программах и общественно-политических мероприятиях». В переводе с языка бюрократов это означает, что местным чиновникам фактически приказали прекратить сотрудничество с этими группами. Вот так все просто.
Организация Human Rights Watch отправила запрос в соответствующую инстанцию в поисках подтверждения подлинности и статуса документа. Пока ответ не получен, но то, что произошло недавно в другом российском регионе, дает нам серьезный повод верить, что предупреждения чиновникам по поводу контактов с некоммерческими организациями, особенно иностранными и спонсируемыми из-за рубеажа, действительно поступали, и не только в Приволжском округе.
В конце августа мы с коллегой отправились в командировку в отдаленный российский регион. Мы собирались провести там серию интервью, причем не о полициейских пытках, не о разгонах общественных митингов, не об угрозах активистам и журналистам, не о коррупции – мы не собирались затрагивать ни одну из тем, которые российские власти обычно называют «чувствительными». На самом деле мы занимались вопросом доступа к здравоохранению – темой, которую даже самому бдительному чиновнику сложно было бы определить как «чувствительную».
Однако через пару денй работы местные власти потребовали наши аккредитационные документы, чтобы понять, законно ли мы работаем на территории России, и засыпали нас вопросами, взятыми, казалось, прямо из советского фильма о шпионах. «Кто вас сюда пригласил? Кто оплачивает вашу командировку? Где ваш главный офис? Кто финансирует вашу организацию? Кто устраивает ваши встречи? Где ваше разрешение (на приезд) от федеральных властей?» - и так далее.
Мы попытались объяснить, что наш российский офис зарегистрирован в Москве уже более 20 лет, почти столько же времени, сколько существует постсоветская Россия, и что у нас никогда не требуют «разрешения», когда мы путешествуем по различным российским регионам для исследований по вопросам прав человека. Мы объяснили, что это был один из наших нескольких исследовательских проектов, что мы просто собирали информацию из первых рук, чтобы разработать соответствующие рекомендации в этой сфере. Наши усилия ни к чему не привели. К следующему утру работников проинструктировали держаться от нас подальше и относиться особенно осторожно к «иностранным» деятелям в свете «все более напряженной политической обстановки», что является еще одним печально известным старым клише. Это было особенно абсурдно, потому что мы приводили этот регион как пример лучшего подхода в изучаемой нами сфере, и региональные власти по сути не позволили нам рассказать позитивную историю.
Вернувшись в Москву, я попросила одного знакомого поведать об этом инциденте чиновнику из федерального правительства, осведомленного о предпосылках принятия нового закона. Чиновник пожал плечами в ответ: «Это явно не то, к чему мы стремились. Но невозможно предсказать действия региональных властей и предотвратить все их бессмысленные инициативы».
Я склонна верить, что Кремль не приказывал бюрократам напрямую вести себя подобным образом. Те, кто стоял за законом, скоре всего, предполагали, что он будет использоваться выборочно, против особенно ярых критиков правительства. Но уже понятно, что его принятие стало сигналом из Москвы для провинциальных чиновников о том, что нужно использовать все что угодно, чтобы поставить определенные организации «на место». И эти чиновники, похоже, верят, что их рьяные попытки «нейтрализовать иностранных агентов» могут заработать им похвалу от Кремля.
Но подобными действиями они могут навредить себе же. Дело в том, что эти организации обеспечивают регионы множеством услуг, которые им нужны, от сбора подгузников и сосок для детских домов, помощи в сборе необходимых вещей для больниц, реабилитации несовершеннолетних преступников и до юридической помощи нуждающимся в ней людям. Конечно, они зависят от сотрудничества с местными властями, однако и власти полагаются на них для того, чтобы заполнить существующие пробелы. Важная работа, представляющая общественный интерес, сейчас рискует стать жертвой «охоты на ведьм» со стороны чрезмерно усердных чиновников. Может быть, Москве нужно дать им сигнал приостановиться.
Еще одна вещь, о которой Москве стоит задуматься, это то, как разбираться с проблемами, которые появятся в результате ухода USAID. В конце концов, большинство денег USAID в России было потрачено на очень отдаленные от политики – или гражданских свобод – программы. Они шли на поддержку проектов в сфере предотвращения ВИЧ и туберкулеза, интеграции людей с ограниченными возможностями, помощи сиротам и другим социально уязвимым категориям. Что ж, российское правительство встанет на место USAID? Планирует ли оно на самом деле продолжать эту хорошую работу, или оно делает ставку на то, что обычные люди, которые пострадают от прекращения спонсируемых USAID проектов, не присоединятся к рядам протестующих?
Ясно, что США и другие демократические страны должны также задуматься об этих вопросах. Они должны твердо заявить о необходимости помощи энергичному российскому гражданскому обществу и обеспечить продолжение этой поддержки. Сейчас она нужна как никогда, тем более что России она действительно помогает.
Таня Локшина (Tanya Lokshina)
26/09/2012
Таня Локшина - старший исследователь и заместитель директора Human Rights Watch в России. Взгляды, выраженные в настоящей публикации, являются таковыми автора.
Сделанное на прошлой неделе Кремлем заявление о том, что он выдворяет USAID из России – это последний шаг в процессе движения против спонсируемых из-за рубежа организаций по развитию гражданского общества. Это тренд, который лишь усилился после возвращения Путина на пост президента в мае, и теперь парламент быстро принимает дополнительные ограничительные законопроекты, касающиеся НКО. Организации, получающие хоть копейку иностранного финансирования, должны будут официально регистрироватьс как «иностранные агенты». В русском языке это выражение в основном воспринимается как «иностранные шпионы», что приводит многих россиян к заключению о том, что закон нацелен на маргинализацию и дискредитацию организаций, которые выступают за изменение политики.
Новый закон не вступит в силу до конца осени, но его действие уже ощутимо. По меньшей мере, его ощутила я, путешествуя недавно по российской глубинке. Пока Министерство юстиции все еще вырабатывает правила исполнения нового закона, региональные официальные лица, похоже, уже пытаются понравиться своим федеральным боссам, демонстрируя необычайное рвение в связи с нововведениями.
Пару недель назад в соцсетях появился интереснейший документ. Это фотокопия письма от 9 августа, напечатанного на бланке главы администрации Республики Марий Эл в российском Приволжском округе. В качестве адресатов указаны главы местных государственных департаменов. В документе упоминается растущее беспокойство по поводу «активизации иностранных и российских некоммерческих организаций», а чиновников призывают противостоять этим угрозам. В частности, адресатам поручено «провести организационную и информационно-разъяснительную работу, направленную на "минимизацию участия ваших сотрудников и работников подведомственных трудовых коллективов в организуемых и финансируемых иностранными и российскими некоммерческими организациями программах и общественно-политических мероприятиях». В переводе с языка бюрократов это означает, что местным чиновникам фактически приказали прекратить сотрудничество с этими группами. Вот так все просто.
Организация Human Rights Watch отправила запрос в соответствующую инстанцию в поисках подтверждения подлинности и статуса документа. Пока ответ не получен, но то, что произошло недавно в другом российском регионе, дает нам серьезный повод верить, что предупреждения чиновникам по поводу контактов с некоммерческими организациями, особенно иностранными и спонсируемыми из-за рубеажа, действительно поступали, и не только в Приволжском округе.
В конце августа мы с коллегой отправились в командировку в отдаленный российский регион. Мы собирались провести там серию интервью, причем не о полициейских пытках, не о разгонах общественных митингов, не об угрозах активистам и журналистам, не о коррупции – мы не собирались затрагивать ни одну из тем, которые российские власти обычно называют «чувствительными». На самом деле мы занимались вопросом доступа к здравоохранению – темой, которую даже самому бдительному чиновнику сложно было бы определить как «чувствительную».
Однако через пару денй работы местные власти потребовали наши аккредитационные документы, чтобы понять, законно ли мы работаем на территории России, и засыпали нас вопросами, взятыми, казалось, прямо из советского фильма о шпионах. «Кто вас сюда пригласил? Кто оплачивает вашу командировку? Где ваш главный офис? Кто финансирует вашу организацию? Кто устраивает ваши встречи? Где ваше разрешение (на приезд) от федеральных властей?» - и так далее.
Мы попытались объяснить, что наш российский офис зарегистрирован в Москве уже более 20 лет, почти столько же времени, сколько существует постсоветская Россия, и что у нас никогда не требуют «разрешения», когда мы путешествуем по различным российским регионам для исследований по вопросам прав человека. Мы объяснили, что это был один из наших нескольких исследовательских проектов, что мы просто собирали информацию из первых рук, чтобы разработать соответствующие рекомендации в этой сфере. Наши усилия ни к чему не привели. К следующему утру работников проинструктировали держаться от нас подальше и относиться особенно осторожно к «иностранным» деятелям в свете «все более напряженной политической обстановки», что является еще одним печально известным старым клише. Это было особенно абсурдно, потому что мы приводили этот регион как пример лучшего подхода в изучаемой нами сфере, и региональные власти по сути не позволили нам рассказать позитивную историю.
Вернувшись в Москву, я попросила одного знакомого поведать об этом инциденте чиновнику из федерального правительства, осведомленного о предпосылках принятия нового закона. Чиновник пожал плечами в ответ: «Это явно не то, к чему мы стремились. Но невозможно предсказать действия региональных властей и предотвратить все их бессмысленные инициативы».
Я склонна верить, что Кремль не приказывал бюрократам напрямую вести себя подобным образом. Те, кто стоял за законом, скоре всего, предполагали, что он будет использоваться выборочно, против особенно ярых критиков правительства. Но уже понятно, что его принятие стало сигналом из Москвы для провинциальных чиновников о том, что нужно использовать все что угодно, чтобы поставить определенные организации «на место». И эти чиновники, похоже, верят, что их рьяные попытки «нейтрализовать иностранных агентов» могут заработать им похвалу от Кремля.
Но подобными действиями они могут навредить себе же. Дело в том, что эти организации обеспечивают регионы множеством услуг, которые им нужны, от сбора подгузников и сосок для детских домов, помощи в сборе необходимых вещей для больниц, реабилитации несовершеннолетних преступников и до юридической помощи нуждающимся в ней людям. Конечно, они зависят от сотрудничества с местными властями, однако и власти полагаются на них для того, чтобы заполнить существующие пробелы. Важная работа, представляющая общественный интерес, сейчас рискует стать жертвой «охоты на ведьм» со стороны чрезмерно усердных чиновников. Может быть, Москве нужно дать им сигнал приостановиться.
Еще одна вещь, о которой Москве стоит задуматься, это то, как разбираться с проблемами, которые появятся в результате ухода USAID. В конце концов, большинство денег USAID в России было потрачено на очень отдаленные от политики – или гражданских свобод – программы. Они шли на поддержку проектов в сфере предотвращения ВИЧ и туберкулеза, интеграции людей с ограниченными возможностями, помощи сиротам и другим социально уязвимым категориям. Что ж, российское правительство встанет на место USAID? Планирует ли оно на самом деле продолжать эту хорошую работу, или оно делает ставку на то, что обычные люди, которые пострадают от прекращения спонсируемых USAID проектов, не присоединятся к рядам протестующих?
Ясно, что США и другие демократические страны должны также задуматься об этих вопросах. Они должны твердо заявить о необходимости помощи энергичному российскому гражданскому обществу и обеспечить продолжение этой поддержки. Сейчас она нужна как никогда, тем более что России она действительно помогает.