Maine_Coon
08-13-2011, 12:15 PM
http://www.online812.ru/2011/08/08/027/
Я читал на английском. Много букв. Мне кажется, продуманная утечка.
Покидая Кремль, «президент без страны» забрал официальные бумаги за период своего пребывания у власти. Теперь «около 10 тыс. документов» хранятся в московском здании «Горбачев-фонда» по адресу Ленинградский проспект, 39. «Молодой российский историк Павел Строилов, в настоящее время живущий в Лондоне, в ходе научной работы в «Горбачев-фонде» тайно скопировал около 30 тыс. страниц хранящихся там материалов и передал их в распоряжение Spiegel».
Архив включает в себя бумаги советников Горбачева по внешнеполитическим делам - Вадима Загладина и Анатолия Черняева, в том числе протоколы переговоров с зарубежными лидерами и дискуссий в Политбюро, рукописные рекомендации Горбачеву, записи телефонных разговоров. Эти документы «иллюстрируют финал коммунистического эксперимента», в них освещаются все без исключения темы, с которыми приходилось иметь дело «самопровозглашенному обновителю Союза».
Горбачеву советуют, как лучше закончить войну в Афганистане, рекомендуют не давать аудиенции главе Организации освобождения Палестины Ясеру Арафату, а совершившего посадку на Красной площади немецкого летчика Матиаса Руста, напротив, принять в Кремле («Имеются сомнения в его психическом состоянии», - поясняют советники). От «доносчиков в СЕПГ» генсек узнает, как плохо обстоят дела в ГДР, ему сообщают, что пишет о Раисе Горбачевой Paris Match и как певица Алла Пугачева в немецкой газете отозвалась о перестройке. О том, что партийно-бюрократический аппарат при Горбачеве работал не лучше, чем прежде, можно судить по характеристикам лидеров мирового коммунистического движения, которые давал Черняев: главу французской Компартии Жоржа Марше он сравнил с «дохлой кобылой», а о генеральном секретаре КП США Гэсе Холле отозвался как о «некультурном человеке с плебейским самомнением». «Прорабатывая эти бумаги, будто совершаешь путешествие в машине времени», - подытоживает свои впечатления автор.
Отдельные документы Горбачев использовал в своих книгах, чем «сильно досаждал нынешнему кремлевскому руководству», но «большинство бумаг до сих пор остаются под спудом», и в основном потому, что «не укладываются в тот образ, который создал себе сам Горбачев: образ целеустремленного, передового реформатора, который шаг за шагом меняет на собственный вкус свою огромную страну».
Из полученных Der Spiegel документов в их совокупности «явствует то, что очень не хотел бы предавать огласке Горбачев: что он подчинился течению событий в умиравшем Советском государстве и в хаосе тех дней часто терял ориентацию. А кроме того, что он вел себя двулично и - вопреки собственным утверждениям - время от времени объединялся со сторонниками жесткого курса в партии и армии. Кремлевский начальник, таким образом, сделал то, что делают многие государственные мужи после ухода в отставку: впоследствии он сильно приукрасил портрет смелого реформатора».
«На Западе Горбачева превозносят за то, что он не стал насильственными методами противиться крушению Советского Союза. В действительности же до сих пор неясно, не давал ли шеф Кремля санкций на военные действия против грузин, азербайджанцев и литовцев, восставших в 1989-1991 годах против центральной власти Москвы... Впоследствии он никого не привлек к ответственности; еще и сегодня он говорит, что это «большая загадка», кто отдал приказ на применение силы».
Spiegel приводит цитату из протокола встречи Горбачева с председателем СДПГ Хансом-Йохеном Фогелем, где советский лидер в следующих выражениях «оправдывает действия силовиков» в Тбилиси: «Они были наслышаны о событиях в Грузии. Там собрались известные враги советского строя. Они злоупотребляли демократическим процессом, выкрикивали провокационные лозунги и даже требовали ввести в республику войска НАТО. Мы были обязаны отнестись к этим авантюристам со всей решительностью и защищать перестройку - нашу Революцию». Этот фрагмент Горбачев «позднее, при публикации российских протоколов переговоров, велел вымарать», - утверждает корреспондент.
На заседании Политбюро 4 октября 1989 года Горбачеву доложили, что на площади Тяньаньмэнь в Пекине погибло 3 тыс. человек. По данным Spiegel, он отреагировал так: «Нужно быть реалистами, им нужно было защищаться, и мы будем делать то же самое. 3000... ну и?» При публикации этого протокола данный пассаж также был выпущен, говорится в статье.
В январе 1991 года «под нажимом спецслужб и армии» Горбачев согласился и на «весьма безнадежную авантюру» в Литве. За два дня до штурма телецентра в Вильнюсе, при котором погибло 14 человек, Горбачев заверял президента США Джорджа Буша-старшего, что вмешательство произойдет «лишь в том случае, если прольется кровь или начнутся беспорядки, которые будут угрожать не только нашей конституции, но и человеческим жизням».
Черняев по этому поводу написал шефу письмо следующего содержания: «Михаил Сергеевич! Ваша речь в Верховном Совете (по поводу событий в Вильнюсе) означала конец. Это было не выступление значительного государственного деятеля. Это была сбивчивая, с запинками речь... Вы, очевидно, не знаете, что о вас думают в народе - на улицах, в магазинах, в троллейбусах. Там только и говорят, что о «Горбачеве и его клике». Вы говорили, что хотите изменить мир, и своими собственными руками эту работу губите».
Значительный след в бумагах Горбачева оставил экс-канцлер ФРГ Гельмут Коль. Коль был «в большом долгу» у генсека, поскольку тот не стал препятствовать объединению Германии и ее вступлению в НАТО. При этом советский лидер, как пишет журнал, считал Коля «не самым большим интеллектуалом» и «заурядным провинциальным политиком», хотя тот и располагал значительным влиянием на Западе. Но в 1991 году у немца появился шанс вернуть долг, и в отношениях между двумя политиками наметилось потепление, а в какой-то момент вера Советов в Коля стала «безграничной». В телефонных разговорах того времени Горбачев «жалуется и жалуется, это мольбы утопающего о помощи». С помощью Коля советский лидер пытается «мобилизовать» Запад на спасение СССР. Кроме того, он ищет поддержки против «злейшего соперника - Бориса Ельцина», которого, как выяснится вскоре, оба недооценивают. «Горбачев хочет, чтобы за рубежом его и впредь принимали как главу великой державы, а в кулуарах вынужден побираться», - отмечает автор публикации.
По его наблюдениям, сам Горбачев воспринимал эту ситуацию как «унизительную». К сентябрю 1991 года экономическое положение страны стало столь отчаянным, что Горбачеву в разговоре с министром иностранных дел Германии Гансом-Дитрихом Геншером пришлось «отбросить всякую гордость». Беседуя с будущим федеральным президентом, а в те времена статс-секретарем Министерства финансов Хорстом Кёлером, Горбачев пытался напомнить ему о заслугах Советского Союза перед планетой: «Сколько сэкономили наша перестройка и новое мышление? Сотни миллиардов долларов для всего остального мира!» 25 декабря того же года Горбачев оставил пост президента СССР. В письме к Гельмуту Колю он снова выглядит «крупным государственным деятелем», и именно поэтому, как считает Неф, это одна из немногих датированных «судьбоносным» 1991 годом бумаг, которые Горбачев опубликовал. В целом же его архив показывает, «насколько ошибочно... [он] оценивал положение и насколько отчаянно... боролся за свой пост».
Я читал на английском. Много букв. Мне кажется, продуманная утечка.
Покидая Кремль, «президент без страны» забрал официальные бумаги за период своего пребывания у власти. Теперь «около 10 тыс. документов» хранятся в московском здании «Горбачев-фонда» по адресу Ленинградский проспект, 39. «Молодой российский историк Павел Строилов, в настоящее время живущий в Лондоне, в ходе научной работы в «Горбачев-фонде» тайно скопировал около 30 тыс. страниц хранящихся там материалов и передал их в распоряжение Spiegel».
Архив включает в себя бумаги советников Горбачева по внешнеполитическим делам - Вадима Загладина и Анатолия Черняева, в том числе протоколы переговоров с зарубежными лидерами и дискуссий в Политбюро, рукописные рекомендации Горбачеву, записи телефонных разговоров. Эти документы «иллюстрируют финал коммунистического эксперимента», в них освещаются все без исключения темы, с которыми приходилось иметь дело «самопровозглашенному обновителю Союза».
Горбачеву советуют, как лучше закончить войну в Афганистане, рекомендуют не давать аудиенции главе Организации освобождения Палестины Ясеру Арафату, а совершившего посадку на Красной площади немецкого летчика Матиаса Руста, напротив, принять в Кремле («Имеются сомнения в его психическом состоянии», - поясняют советники). От «доносчиков в СЕПГ» генсек узнает, как плохо обстоят дела в ГДР, ему сообщают, что пишет о Раисе Горбачевой Paris Match и как певица Алла Пугачева в немецкой газете отозвалась о перестройке. О том, что партийно-бюрократический аппарат при Горбачеве работал не лучше, чем прежде, можно судить по характеристикам лидеров мирового коммунистического движения, которые давал Черняев: главу французской Компартии Жоржа Марше он сравнил с «дохлой кобылой», а о генеральном секретаре КП США Гэсе Холле отозвался как о «некультурном человеке с плебейским самомнением». «Прорабатывая эти бумаги, будто совершаешь путешествие в машине времени», - подытоживает свои впечатления автор.
Отдельные документы Горбачев использовал в своих книгах, чем «сильно досаждал нынешнему кремлевскому руководству», но «большинство бумаг до сих пор остаются под спудом», и в основном потому, что «не укладываются в тот образ, который создал себе сам Горбачев: образ целеустремленного, передового реформатора, который шаг за шагом меняет на собственный вкус свою огромную страну».
Из полученных Der Spiegel документов в их совокупности «явствует то, что очень не хотел бы предавать огласке Горбачев: что он подчинился течению событий в умиравшем Советском государстве и в хаосе тех дней часто терял ориентацию. А кроме того, что он вел себя двулично и - вопреки собственным утверждениям - время от времени объединялся со сторонниками жесткого курса в партии и армии. Кремлевский начальник, таким образом, сделал то, что делают многие государственные мужи после ухода в отставку: впоследствии он сильно приукрасил портрет смелого реформатора».
«На Западе Горбачева превозносят за то, что он не стал насильственными методами противиться крушению Советского Союза. В действительности же до сих пор неясно, не давал ли шеф Кремля санкций на военные действия против грузин, азербайджанцев и литовцев, восставших в 1989-1991 годах против центральной власти Москвы... Впоследствии он никого не привлек к ответственности; еще и сегодня он говорит, что это «большая загадка», кто отдал приказ на применение силы».
Spiegel приводит цитату из протокола встречи Горбачева с председателем СДПГ Хансом-Йохеном Фогелем, где советский лидер в следующих выражениях «оправдывает действия силовиков» в Тбилиси: «Они были наслышаны о событиях в Грузии. Там собрались известные враги советского строя. Они злоупотребляли демократическим процессом, выкрикивали провокационные лозунги и даже требовали ввести в республику войска НАТО. Мы были обязаны отнестись к этим авантюристам со всей решительностью и защищать перестройку - нашу Революцию». Этот фрагмент Горбачев «позднее, при публикации российских протоколов переговоров, велел вымарать», - утверждает корреспондент.
На заседании Политбюро 4 октября 1989 года Горбачеву доложили, что на площади Тяньаньмэнь в Пекине погибло 3 тыс. человек. По данным Spiegel, он отреагировал так: «Нужно быть реалистами, им нужно было защищаться, и мы будем делать то же самое. 3000... ну и?» При публикации этого протокола данный пассаж также был выпущен, говорится в статье.
В январе 1991 года «под нажимом спецслужб и армии» Горбачев согласился и на «весьма безнадежную авантюру» в Литве. За два дня до штурма телецентра в Вильнюсе, при котором погибло 14 человек, Горбачев заверял президента США Джорджа Буша-старшего, что вмешательство произойдет «лишь в том случае, если прольется кровь или начнутся беспорядки, которые будут угрожать не только нашей конституции, но и человеческим жизням».
Черняев по этому поводу написал шефу письмо следующего содержания: «Михаил Сергеевич! Ваша речь в Верховном Совете (по поводу событий в Вильнюсе) означала конец. Это было не выступление значительного государственного деятеля. Это была сбивчивая, с запинками речь... Вы, очевидно, не знаете, что о вас думают в народе - на улицах, в магазинах, в троллейбусах. Там только и говорят, что о «Горбачеве и его клике». Вы говорили, что хотите изменить мир, и своими собственными руками эту работу губите».
Значительный след в бумагах Горбачева оставил экс-канцлер ФРГ Гельмут Коль. Коль был «в большом долгу» у генсека, поскольку тот не стал препятствовать объединению Германии и ее вступлению в НАТО. При этом советский лидер, как пишет журнал, считал Коля «не самым большим интеллектуалом» и «заурядным провинциальным политиком», хотя тот и располагал значительным влиянием на Западе. Но в 1991 году у немца появился шанс вернуть долг, и в отношениях между двумя политиками наметилось потепление, а в какой-то момент вера Советов в Коля стала «безграничной». В телефонных разговорах того времени Горбачев «жалуется и жалуется, это мольбы утопающего о помощи». С помощью Коля советский лидер пытается «мобилизовать» Запад на спасение СССР. Кроме того, он ищет поддержки против «злейшего соперника - Бориса Ельцина», которого, как выяснится вскоре, оба недооценивают. «Горбачев хочет, чтобы за рубежом его и впредь принимали как главу великой державы, а в кулуарах вынужден побираться», - отмечает автор публикации.
По его наблюдениям, сам Горбачев воспринимал эту ситуацию как «унизительную». К сентябрю 1991 года экономическое положение страны стало столь отчаянным, что Горбачеву в разговоре с министром иностранных дел Германии Гансом-Дитрихом Геншером пришлось «отбросить всякую гордость». Беседуя с будущим федеральным президентом, а в те времена статс-секретарем Министерства финансов Хорстом Кёлером, Горбачев пытался напомнить ему о заслугах Советского Союза перед планетой: «Сколько сэкономили наша перестройка и новое мышление? Сотни миллиардов долларов для всего остального мира!» 25 декабря того же года Горбачев оставил пост президента СССР. В письме к Гельмуту Колю он снова выглядит «крупным государственным деятелем», и именно поэтому, как считает Неф, это одна из немногих датированных «судьбоносным» 1991 годом бумаг, которые Горбачев опубликовал. В целом же его архив показывает, «насколько ошибочно... [он] оценивал положение и насколько отчаянно... боролся за свой пост».