Порно-бард роман с продолжением

[noodles]

Часть первая

За кулисами, на стареньких китайских часах, плоских как лягушка под колесами Хаммера, протикало 20.00
Питерский бард Борис Борисович Бастард стоял за кулисами, и в дырочку, проделанную карандашом в стареньком плюшевом занавесе, созерцал наплыв публики в преддверии своего сольного концерта в НИИ Искусственного Осеменения. Искусственные осеменители любезно предоставили БББ бесплатный зал, за что бард готов был с ними поделиться самым сокровенным, в надежде расплодить генетически подкованных потомков. Эти потомки в соответствие с мечтами БББ, выкованными во время бессонных ночей на смятых полуторных простынях Кренгольмской мануфактуры, должны были с пеленок петь великих Гейнца и Данилова в тональности си бемоль мажор.

[noodles]

Часть вторая

Тональность си бемоль мажор всегда вызывала приступы черной зависти у Бориса Борисовича. Как-то раз, старый рокер, снисходительно внимавший песенным опусам Бастарда, поскольку тот аккуратно подносил рокеру пинтовые бокалы с Невским номер семь, обнял барда за плечи и с ленивым изысканным питерским акцентом сказал ему:
" Что ж вы всё, менструэли, в ля да в ля? Вот у Битлов в Сержанте Пеппере половина песен в си бемоль! Учитесь, почвенники!"

[noodles]

Часть третья

Когда рокер ушел с третьего раза попав в дверной проем, Борис Борисович еще долго сидел, грустно подперев рукой подбородок, и смотрел на окурки сигарет Мальборо Лайт, лежавшие рядком в фальшивой Гжелевской пепельнице как крупные опарыши во время вечернего клева на Вуоксе. Великий бард был с гитарой не то что бы на ВЫ, но где то посредине - вроде полиморфного английского "you", означавшего и "ты" и "вы".

[noodles]

Часть четвертая

Самое страшное в гитаре для Бастарда - было настраивать струны. Эти волосы Горгоны Медузы, как почтительно называл их друг Боориса Борисовича, еще один питерский бард, Михаил Трюфель, не очень то вожделели выстраиваться в логическую цепочку ми-си-соль-ре-ля-ми, но, наоборот, норовили создать диссонанс, несообразный со стремлениями БББ. Вообще, настройка гитары для Бастарда была чем то вроде обряда одевания пояса верности на длиннозубых рыжих саксонских дев времен Ричарда Львиное Сердце, когда рыжебородый кузнец смиренно отворачивая нахальные глаза, подмахивал клещами, а верный муж, деликатно отводя мизинчик, закованный в толедскую сталь, смотрел вдаль, пытаясь увидеть магрибские дали и бешеных ассасинов с тонкой талией, скачущих на норовистых иноходцах!

[noodles]

Часть пятая

Однако, в данный момент гитара была настроена. Её настроил еще один приятель и духовный спонсор Бориса Борисовича, известный под ником папа Карло. На самом деле, папа Карло не имел никакого отношения к жутковатому уродцу Буратино, списанному сталинским жуиром и краснобаем Алешкой Толстым с такого же уродца Пиноккио, созданного воспаленным воображением тосканца Карло Коллоди. Настоящая фамилия Папы Карло была Левин. Эта фамилия встречалась 278 раз в списках награжденых кнессетом длинноволосых и бакенбардистых еврейских унтеров и офицеров, давших прикурить арабам во время шестидневной войны, и слушающих в перерывах между боями Джимми Хендрикса и Женьку Клячкина.
Папа Карло был уже под мухой. Он пил коньяк из плоской китайской фляжки. На фляжке было выгравировано изображение конной охоты Карла II на лис. Каролус Карл был, естественно, узкоглазый согласно эстетическим и этническим представлениям фирмы изготовителя, а его свита была похожа на мастеров кон-фу, летающих по вершинам осенних кущ и рощ.

[Ruta]

а когда уже будет "порно" часть романа? :lol:

[Hallucinogen]

а когда уже будет "порно" часть романа? :lol:

а ты на "порно" заголовок купилася ? :rofl:

[noodles]

а когда уже будет "порно" часть романа? :lol:

Руточка, скоро - в 34 части...:34::34:

[Ruta]

а ты на "порно" заголовок купилася ? :rofl:

ну не на "бард" же :lol:

[Ruta]

Руточка, скоро - в 34 части...:34::34:

Ага, если не почитаю, то посчитаю ;)

[noodles]

Ага, если не почитаю, то посчитаю ;)

через 20 минут раскидаю студентов, выложу еще части:)

[Ruta]

через 20 минут раскидаю студентов, выложу еще части:)
Давай! :leader:

[noodles]

Часть шестая


Публика прибывала. По подсчетам Бориса Борисовича в зале сидели уже 13 человек. Эта сакральная цифра немного смущала БББ. Тем не менее он был преисполнен энтузиазма, так как ожидал еще 12 новообращенных. Их должен был привести племянник барда, доцент кафедры разведения пчел. К ним на факультет прислали группу монгольских специалистов, преисполненных надежды осуществить пчелиный прорыв на благодатные черноземы путыни Гоби. Племянник выучил имена и фамилии руководителей группы и щеголял ими в факультетском буфете, где доцентура и вечно-незащищенные старшие преподаватели опохмелялись во время окон. Одного из руководителей звали Шагдар Бананжав, Другого или другую - Лувсандандар Уранцецег. Изощренная метафизика этих имен восторгала племянника, и, позвонив Бастарду с предложением привести бортников-теоретиков на концерт он с наслаждением несколько раз повторил их ФИО в телефонную трубку!

[noodles]

Часть седьмая

Тем временем Борис Борисович кровавым глазом водил по полупустому залу. На первом ряду сидели две вечных слушательницы Бориса Борисовича, входившие в его личную клаку и посвященные в финансовые секреты. Эти старые девы перешли Бастарду по наследству от легендарного барда Михалыча, пребывающего ныне в Хайфе и изображаюшего на улицах это города слепого русского музыканта, получившего боевое ранение при бомбардировке Белого Дома в Москве в отябре 1993 года.
Количество спиртного выпитого Михалычем после 1993 и до ПМЖ конечно могло скосить не подин полк охраны Зулусского короля Чаки, но уж что что а зрение у доморощенного Гавроша, было как у сапсана на бреющем полете выбирающего куда вцепиться крючковатым клювом в замершую тушку потенциальной жертвы.

[noodles]

Часть восьмая



Старые девы Глаша и Марго сидели обнявшись и умиленно смотрели на плюшевый зановес, всегда напоминавший Бастарду тяжелые, плюшевые же портьеры публичных домов в Клондайке времен золотой лихорадки. Борис Борисович, естественно, не был в Клондайке ни во время золотой лихорадки ни после, но красный плюш на окнах, подле которых когда-то отдыхали в расшнурованных корсетах простоволосые дебелые девицы, он представлял именно таким.

[noodles]

Часть девятая

Глаша и Марго все сидели, вперив свои магнетические взгляды на сцену, как будто, пытаясь в складках проституированного зановеса угадать очертания тучной фигуры БББ. Борис Борисович начинал полнеть и был весьма доволен этой метаморфозой. Животик делал его представительным, и гитара лежала на нем как на подставочке весьма удобно. Бастард даже выписывал в записную книжечку разные иностранные синонимы, связанные со словом "живот". Больше всего ему понравилось определение, данное американским писателем Питером Бэнчли в книге "Челюсти", по которой предприимчивые американцы сняли четыре фильма ужасов, как близнецы похожие друг на друга. Там живот главного героя, полицейского Броди был выписан как "thickening middle" (утолщающаяся серединка). БББ выписал себе транскрипцию русскими буквами и очень любил щеголять этим выражением на бардовских тусовках."Вот какой у меня СИКАНИН МИДЛ!" говорил он, поглаживая брюшко. Впрочем, до Бастарда доходили слухи, что некоторые представители цеха воспринимали эту цитату как изощренное ругательство!

[noodles]

Часть десятая

Тем временем на лягушкиных часах было уже 10 минут девятого. Монголы еще не материализовались, зато рядом со старушенциями появился еще один почитатель таланта БББ -то ли мальчик, то ли девочка, получивший (ая) в широких кругах бардовской обшественности прозвище Йоко Оно по имени жены Джона Леннона за чуть раскосые глазки, доставшиеся ему (ей) от татаро-монгольских предков. Ник Йоко Оно очень подходил этому созданию, хотя бы по бисексуальности этого местоимения.
В данный момент Оно сублемировался в мужской ипостаси и воспринимался глазным аппаратом Бориса Борисовича как мужчина. Йоко Оно не играл ни на одном музыкальном инструменте, да и с голосом у него были большие проблемы. Каждый раз, когда молодой человек восторженно и самозабвенно подпевал общему хору бардов, поющему какой нибудь шедевр в клубе "Кашалот", у Бастарда перед глазами очень ясно вырисовывался простенький бурый медведь, стоящий у мальчика на оттопыренном ухе, и явно намеревающийся откусить ему что-нибудь, влияющее на музыкально-оральное самовыражение.

[noodles]

Часть одинадцатая

Оно мнил себя летописцем всех питерских песенных клубов и выцыганивал у выдающихся мастеров жанра их диски с дарственными надписями, мотивируя сей процесс своей бедностью и социальной незащищенностью. Борис Борисович, однако, хорошо знал, что у мальчонки есть семья, и достаточно обеспеченная.
Мама Йоко Оно всю жизнь работала продавщицей в отделе готового мужского платья и в соответствии со своей профессией, переняла специфику товара, который продавала. Она ходила в брюках и мужских свитерах, плотно обтягивающих ее плоский бюст, ботинках на два размера больше под шерстяной носок и коротко стриглась. Голос ее был хриплым от постоянного употребления Беломора.
Ходили слухи, что маму Йоко Оно ждет повышение, и она будет старшим продавцом в отделе женского белья, но эти грядущие метаморфозы пока не как не отражались на ее внешнем облике. Бастард с трудом представлял как однажды мадам Оно появится в магазине в маленьком черном платье,бюстье, поясе, чулках, шпильках и будет благоухать парфюмной линеей Лора Эшли.

[noodles]

Часть двенадцатая

Борис Борисович переминался с ноги на ногу как породистый рысак-трехлетка перед бегами. Он представил себе как ведущий концерта, младший сотрудник по осеменению, Оскар Иванович Браво-Животовский, выйдет на сцену и плохо поставленным голосом скажет :" А сейчас, дорогий друзья, мы попросим на сцену одного из самых известных питерских авторов-исполнителей, лауреата и дипломанта многочисленных конкурсов авторской песни, ведущего творческих мастерских, Бориса Борисовича Бастарда!"
Честно говоря, БББ был дипломантом только одного конкурса, который постепенно угасал в маленьком древнем северном городе, затерянном в снегах Вологодчины. Бард плохо мог восстановить в памяти перепетии фестиваля, посколько песенное братство стало усиленно воспринимать прямо в плацкартном вагоне поезда, и БББ как в тумане помнил выход на сцену, где он спел одну из своих культовых песен "Посвящение нерожденной доченьке!". Бастард вообще обожал русские ласкательные суффиксы и охотно вставлял в вирши такие слова как кораблик, простынка небочко (маленькое небо), свечечки, цветочечки, трубочки и т.д.

[YUM]

не я, конечно...дилетант!
но чтобы петь в си-бемоль-Мажоре!
Это жеж...сколько и как надо...
Уаажухо!!!!!:grum:
(ЗЫ как оне там пальцы не обломалЕ об гриф гитарный)

[CCPC]

(ЗЫ как оне там пальцы не обломалЕ об гриф гитарный)

Есть такая штука. Каподастр называется...

[CCPC]

а когда уже будет "порно" часть романа? :lol:

бард=порно

[noodles]

Глава тринадцатая


Жюри северного фестиваля, обалдевшее от, впрочем, вполне ожидаемого наплыва шизофреников, графоманов и прочих соискателей наград, сгорающих от превосходства собственного ничтожества, снисходительно выслушало простенькие, но правильные вирши Бастарда, положенные, естественно на тональность ля-минор, и, пошептавшись, поставило его на финальный тур. Один из членов жюри, ВМБ (великий московский бард), Виталий Стручков, в коридоре обнял Бориса Борисовича за плечи и, дыша перегаром, прошептал ему в ухо:" Слухай, Борька, ты завтра спой что-нибудь пафосное - февраль на дворе, авось получишь дипломчик в преддверии Дня Красной Армии.

[noodles]

Глава четырнадцатая


Пафосных песен в репертуаре БББ было всего две. Первая была посвящена школьному приятелю Генке Фролову, который прослужил всю срочную в ансамбле песни и пляски, благодаря своему папе контр-адмиралу-инженеру Фролову. Огненнорыжий Генка, который умудрился сохранить в армии хампердинковские бакенбарды, петь не умел вообще, поэтому он лишь старательно открывал рот, стоя в третьем ряду. Все ЧМОшники, выпускники музучилищ и консерватории, служившие вместе с Фроловым, ласково называли Генку "Папин Тенор".
Однако песня, посвященная Генке, не очень соприкасалась с военной тематикой. Собственно военными терминами в ней были "на лафете" и "кирзачи". Что делал во втором припеве на лафете Генка Фролов, было прописано довольно прозрачно и Борис Борисович с сомнением подумал, что не всем членам жюри, особенно женского пола, эти вирши понравятся.

[noodles]

Глава пятнадцатая

Прошла, как ни парадоксально, вторая песня, которую БББ написал еще на втором курсе Холодильника и спел на конкурсе патриотической песни. В данной песне пелось о "барбудос", бородачах Фиделя Кастро. Куба еще была актуальна в те годы, но Бастарду не простили упоминание о Кубинских девушках с Варадеро, в которых бдительные институтские моралистки усмотрели потенциальных жриц любви!

[noodles]

Глава шестнадцатая

В XXI веке пляж Варадеро уже не вызвал никаких отрицательных эмоций, и в последний день, председатель жюри конкурса, Гриша Гончар пригласил БББ на сцену, где всенародно вручил ему грамоту дипломанта и сувенир, представляющий собой маленький берестяной туесок. Феноменальная значимость сувенира стала ясна во время обратной дороги, когда в туесок все наливали водку – ровно 150 миллиграмм. Так, впервые, за свою долгую турнирную историю Бастард был вознагражден утилитарной наградой

[noodles]

Глава семнадцатая

За кулисами к Борису Борисовичу подошел, вытирая рукой жирный рот, Папа Карло. “Налить на ход ноги?” спросил он и, не дожидаясь ответа, стал наливать коньячно-содержащую бурую жидкость из китайской фляжки в белый пластмассовый стаканчик. Бастард мягко отвел рукой предложенную дозу. “Сёма, ты же знаешь, я не пью до концерта”. Ответил он. БББ не мог похвастаться стойкой склонностью к абстиненции. Наоборот, возлияния были для него неким священнодействием, связанным с культовыми ритуалами авторской песни, включающими хоровые песнопения в электричках, автобусах и прочих средствах передвижения, и перманентные, самозабвенные, ночные моно-концерты.

[noodles]

Глава восемнадцатая

Однажды, когда на одном из осенних северных фестивалей, ровно в 5 часа утра, Борис Борисович вышел до ветра из барака, он увидел, как некий имярек поет у потухшего костра, яростно терзая струны гитары, хотя вокруг не было ни души. Имярек невидящим бешеным взором проводил Бастарда, неловко разбрызгивающего накопленную за ночь жидкость, на гранитные неолитические глыбы, и одиноко продолжал свою бесконечную шаманскую песенную истерию.

[noodles]

Глава девятнадцатая

При виде песенного берсеркера БББ мгновенно вспомнил название фильма, который он не смотрел, (собственно Бастард вообще видел в своей жизни мало фильмов, он был занят написанием песен), но очень ценил. Фильм назывался “Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?” Бард даже знал фамилию артистки, которая играла главную роль. Ее звали Джейн Фонда. Когда Борису Борисовичу сказали, сколько лет, этой артистке, он еще раз попросил фотографию и еще долго сидел, вглядываясь в стройные ножки и холеную кожу юной пенсионерки Джейн, и решил написать о ней авторскую песню, которая так бы и начиналась с загнанных лошадей. Загнанные лошади, однако, плохо ложились в размер минорного квадрата, и опус был отложен до лучших времен.

[noodles]

Глава двадцатая

Борис Борисович не пил до концерта еще и потому, что в подпитии забывал слова. Собственно он забывал слова и по трезвости, но по трезвости обращал эти недоразумения в невинные шутки, говоря в микрофон, что-то вроде: “Я вообще то петь не умею, играть тоже, слова по старости забываю: склероз, знаете ли!” При этом БББ мерзко хихикал. Хихикала и немногочисленная воспитанная публика. Правда, однажды, произнося дежурные слова о склерозе, Бастард очень ярко вспомнил, как в школьные годы он ходил с классом в Кировский театр. Там на “Иоланте”, маститый певец, семеня подагрическими ножками, в ярко-оранжевых трико, вдруг забыл слова в великой арии: “Кто может сравниться с Матильдой моей!”, и тоскливо обводя зал грубо подкрашенными глазами, запел какую-то белиберду. Коммунистическая публика вежливо молчала. В теперешнее жестокое время Бастард очень живо представил тучи астраханских помидоров и тухлых яиц, этих несбывшихся разносчиков вселенского птичьего гриппа, летящие в маленького тенора. От этих воспоминаний у барда заболел низ живота, и он присел на стул, заботливо стоящий у микрофонов

[noodles]

Глава двадцать первая

БББ вообще предпочитал петь сидя. Во-первых, это располагало к некой семейной атмосфере посиделок и вечеринок, когда музыкальная и песенная лажа воспринималась как некий неотъемлемый аксессуар, так сказать, понибратски-дилетантское понимание друг-друга. Я плохо играю и пою, ты плохо играешь и поешь, они плохо играют и поят – а вместе дружный песенный кружок. Во-вторых, удавочка, которую Бастард так и не сподобился правильно надевать за долгие году служения самодеятельной музе, все время сползала, куда то в неприличные места, так что, в стоячем положении Борис Борисович время от времени инстинктивно поправлял тесемки. Издали, как однажды заметили ему Глаша и Марго, это процесс походил, точь-в-точь, на движения женщины поправляющей бюстгальтер

[noodles]

Глава двадцать вторая

За плюшевым занавесом, в зале, раздался ритмичный стук каблуков, как будто на концерт согнали взвод курсантов военного училища. Бастард опять кинулся к дырочке и с удовольствием отметил, что племянник таки привел монголов-пчеловодов. Они уже сидели на третьем ряду и неподвижно смотрели на сцену как нойоны Чингисхана на бескрайние кыпчакские степи. Одежда монголов была вполне европейской; честно говоря, они были одеты даже лучше самого барда, предпочитающего в одежде так называемый интеллигентный повседневный мужской стиль: свитер, пиджак и немного мятые брюки. В то время когда бард еще был женат, его теща Нонна Викторовна, бывало, говорила ему: ”Заметьте, Борис – плохо выглаженные брюки выглядят еще хуже, чем неотглаженные вообще. С той поры предприимчивый бард перестал гладить брюки.

[noodles]

Глава двадцать третья

Борис Борисович был в том прекрасном возрасте, когда забытая зияющая ширинка уже не вызывает у мужчины шока, но лишь неясные воспоминания о чем то прекрасном и далеком, как об отроческом дне рождения в Лисьем Носу или новогодней утренней елке в Клубе Водонапорной Башни.
В этом прекрасном клубе, название которого звучало в ушах барда как строка из фантастической книжки, Борис Борисович однажды столкнулся с бардом женского пола, или, как их называли в около-песенных кругах, бардессой. Бастард вообще относился к сестрам по оружию с некоторым предубеждением, как к некой масонской ложе, ставящей своей конечной целью низвержение мужчин с песенного Олимпа. Он признавал за бардессами положительные качества, как-то, чистоту слога и пуританскую невинность в отдельных ее проявлениях, но в целом был настроен к дамам весьма скептически.

[noodles]

Глава двадцать четвертая

Встреченная Бастардом девица должна была петь все первое отделение концерта. Педантичный БББ пришел к самому началу и уже к пятой песне ощущал себя каннибалом из Папуа-Новая Гвинея. Сказать, что девушка была не очень подкована в стихосложении и музыкальном аккомпанементе, было равносильно безаппеляционным комментариям юных питерских папарацци по поводу выхода какого-нибудь нового диска.
Однажды, не веря своим глазам, Борис Борисович прочел в глянцевом журнале нечто следующее за подписью Евлампии Смидович: “Дряхлые дедушки Роллинг Стоунз в перерывах между приступами перманентного похмелья и склеротическими проявлениями состряпали халтурку под названием Биггербэнг. Ясно, что ни играть, ни петь они уже не тянут, а мартышкообразные фуэте Мига Джаггера разве что могут пугать маленьких детей. Остается надеяться, что сей опус будут слушать лишь их сверстники, уменьшив до отказа громкость, дабы не будить своих хрюкающих супруг”.
Юное и напористое хамство возбудило тогда во флегматической натуре Бастарда желание написать в журнал опровержение от имени Катящихся Камней, но потом под напором воинствующего безделья, воспоминания о девушке со сталинской фамилией были забыты.