fan_ta
12-06-2008, 12:11 PM
Вам есть о чём поговорить...спросить?
я прочитала этот артикль.
так... какта трогательно....
__________________________________________________ ______
Наталья Радулова
БЫТЬ ВЗРОСЛОЙ ДОЧЕРИ ОТЦОМ
Когда папа звонит из Украины мне в Москву, он каждый раз задает два вопроса:
1. Как твое здоровье?
2. Как твой компьютер?
Он мог бы спросить как работа, как личная жизнь, как погода, в конце концов. Но он спрашивает только о том, в чем разбирается. Когда-то, до того как стать учителем, он закончил медицинское училище, и с тех пор уверен, что знает о человеческих болезнях всё. А значит – может уберечь от них своих близких.
- У тебя нет подозрительной сыпи? – спросил он, когда я вернулась из джунглей. – Тебя кусали москиты? Ты пила некипяченую воду?
Мне пришлось тут же, не отходя от телефона, изучить собственный живот на предмет прыщей и покраснений. Для моего папы это важно. И я уже привыкла к тому, что, звоня из другого государства, он может потребовать, чтобы я в течение нескольких минут кашляла в трубку – он должен понять сухой у меня кашель или влажный, с хрипами или без, поверхностный или глубокий. И я, несмотря на роуминг, долго и старательно кашляю, вместо того, чтобы рассказывать о своих делах. Я не признаюсь: «Пап, у меня обычная простуда, я уже была у доктора». Потому что тогда нам не о чем будет разговаривать.
Затем он переходит к техническим вопросам. Три года назад у родителей появился компьютер, и мой отец тщательно изучил всю доступную ему литературу по этой теме.
- Проверяй машину на вирусы! – кричит он. – Касперского загрузи! Я пришлю тебе ссылки!
Поначалу меня пугали такие разговоры. Какой, к черту, Касперский, если я занимаюсь процедурой развода с собственным мужем? О каких компьютерных вирусах речь, если у меня сложности на работе? Но потом я сообразила, что вопросы «Как твое здоровье?» и «Как твой компьютер?» - на самом деле зашифрованная тревога. Папе трудно проявлять эмоции, он не знает как наладить диалог, как себя вести со мной - «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!» И фраза «Как твой компьютер?» - это всего лишь его способ спросить взрослую дочь как живет она сама.
«Модернизируй программное обеспечение!» - говорит папа, а я слышу: «Я люблю тебя. Я волнуюсь о тебе». «Больно глотать? – спрашивает он. – Ну-ка сглотни! Сглотни! Что чувствуешь?» - а я чувствую его заботу, его желание быть нужным мне. В детстве все было просто – если я простужалась, папа разворачивал масштабную компанию по спасению ребенка. Он таскал тазики с горячей водой: «Будем парить ноги!», заваривал какие-то травы, придумывал бесчисленные ингаляции. Горчичники, растирания, компрессы, вьетнамская «звездочка» – все шло в ход. Но сейчас, когда я выросла и уехала далеко, когда у меня появились взрослые проблемы, мой отец не знает как мне помочь. Постаревший, он стоит один против всего мира со своим маленьким чайничком с ромашкой – отважный воин, который стремиться защитить дитя от бед.
Его отец был таким же. Воспитанный как большинство мужчин в духе «Никаких нежностей!», он общался с детьми исключительно по делу. Он был бухгалтером, поэтому выражал родительскую заботу вопросами: «Как вы планируете бюджет?». Если дед узнавал, что кто-то из его детей одалживал деньги у друзей, он мог орать полдня. «Планирование! – вопил он, бегая из угла в угол. – Планирование – вот что важно! Я купил тебе ботинки, а ты решил еще на одни угрохать ползарплаты? Ну и что, что они финские? Дайте мне бумагу! Дайте бумагу и счеты немедленно, я составлю подробный отчет, как тратить финансы!»
Но когда у детей были семейные проблемы или они, как мой папа, начинали сомневаться, что правильно выбрали профессию, дедушка испуганно замолкал и звал бабушку: «Иди, мать, поговори». Чувства, слезы, любовь, простые человеческие сомнения – это была не его стихия. Он твердо вызубрил установки общества - «Мужчины не плачут. Мужчины не сомневаются. Мужчины не сюсюкают» - и вынужден был всю жизнь их придерживаться, как трамвай рельсов. Он просто не знал, как выразить свою любовь. Его сердце подчас разрывалось от тревоги и нежности, но максимум, что он мог предложить своим детям – это деньги и свои услуги в качестве финансового аналитика.
Ох, отцы, старые солдаты, незнающие слов любви. Вы украдкой обнимаете и целуете детей, пока они маленькие, пока ничего не соображают, а когда они взрослеют и начинают мыслить самостоятельно, вы зажимаетесь, неловко мнетесь рядом: «Ну это… Как вообще? Как твой автомобиль, карбюратор не барахлит?» Казалось бы – сейчас самое время разговаривать с ребенком на равных о действительно важных вещах. О любви. О мечтах. О жизни. Но вы можете только с серьезным видом нести какую-то второстепенную чушь.
Вас воспитывали как «настоящих мужиков», то есть неласковых, суровых, и тем, видимо, особо мужественных. Поэтому вы вечерами звоните из своего опустевшего гнезда в другой город и недрогнувшими голосами толкаете монологи про какие-то «обои под покраску», которые ребенку обязательно надо переклеить в новой квартире и о смесителе, который приглядели ему на рынке: «Ты понимаешь, что бы там ни писали производители – все равно всё делается в Китае! Мне Иван Григорьевич дал подробную консультацию. Ты только послушай…»
И мы улыбаемся и терпеливо слушаем. Мы понимаем.
я прочитала этот артикль.
так... какта трогательно....
__________________________________________________ ______
Наталья Радулова
БЫТЬ ВЗРОСЛОЙ ДОЧЕРИ ОТЦОМ
Когда папа звонит из Украины мне в Москву, он каждый раз задает два вопроса:
1. Как твое здоровье?
2. Как твой компьютер?
Он мог бы спросить как работа, как личная жизнь, как погода, в конце концов. Но он спрашивает только о том, в чем разбирается. Когда-то, до того как стать учителем, он закончил медицинское училище, и с тех пор уверен, что знает о человеческих болезнях всё. А значит – может уберечь от них своих близких.
- У тебя нет подозрительной сыпи? – спросил он, когда я вернулась из джунглей. – Тебя кусали москиты? Ты пила некипяченую воду?
Мне пришлось тут же, не отходя от телефона, изучить собственный живот на предмет прыщей и покраснений. Для моего папы это важно. И я уже привыкла к тому, что, звоня из другого государства, он может потребовать, чтобы я в течение нескольких минут кашляла в трубку – он должен понять сухой у меня кашель или влажный, с хрипами или без, поверхностный или глубокий. И я, несмотря на роуминг, долго и старательно кашляю, вместо того, чтобы рассказывать о своих делах. Я не признаюсь: «Пап, у меня обычная простуда, я уже была у доктора». Потому что тогда нам не о чем будет разговаривать.
Затем он переходит к техническим вопросам. Три года назад у родителей появился компьютер, и мой отец тщательно изучил всю доступную ему литературу по этой теме.
- Проверяй машину на вирусы! – кричит он. – Касперского загрузи! Я пришлю тебе ссылки!
Поначалу меня пугали такие разговоры. Какой, к черту, Касперский, если я занимаюсь процедурой развода с собственным мужем? О каких компьютерных вирусах речь, если у меня сложности на работе? Но потом я сообразила, что вопросы «Как твое здоровье?» и «Как твой компьютер?» - на самом деле зашифрованная тревога. Папе трудно проявлять эмоции, он не знает как наладить диалог, как себя вести со мной - «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!» И фраза «Как твой компьютер?» - это всего лишь его способ спросить взрослую дочь как живет она сама.
«Модернизируй программное обеспечение!» - говорит папа, а я слышу: «Я люблю тебя. Я волнуюсь о тебе». «Больно глотать? – спрашивает он. – Ну-ка сглотни! Сглотни! Что чувствуешь?» - а я чувствую его заботу, его желание быть нужным мне. В детстве все было просто – если я простужалась, папа разворачивал масштабную компанию по спасению ребенка. Он таскал тазики с горячей водой: «Будем парить ноги!», заваривал какие-то травы, придумывал бесчисленные ингаляции. Горчичники, растирания, компрессы, вьетнамская «звездочка» – все шло в ход. Но сейчас, когда я выросла и уехала далеко, когда у меня появились взрослые проблемы, мой отец не знает как мне помочь. Постаревший, он стоит один против всего мира со своим маленьким чайничком с ромашкой – отважный воин, который стремиться защитить дитя от бед.
Его отец был таким же. Воспитанный как большинство мужчин в духе «Никаких нежностей!», он общался с детьми исключительно по делу. Он был бухгалтером, поэтому выражал родительскую заботу вопросами: «Как вы планируете бюджет?». Если дед узнавал, что кто-то из его детей одалживал деньги у друзей, он мог орать полдня. «Планирование! – вопил он, бегая из угла в угол. – Планирование – вот что важно! Я купил тебе ботинки, а ты решил еще на одни угрохать ползарплаты? Ну и что, что они финские? Дайте мне бумагу! Дайте бумагу и счеты немедленно, я составлю подробный отчет, как тратить финансы!»
Но когда у детей были семейные проблемы или они, как мой папа, начинали сомневаться, что правильно выбрали профессию, дедушка испуганно замолкал и звал бабушку: «Иди, мать, поговори». Чувства, слезы, любовь, простые человеческие сомнения – это была не его стихия. Он твердо вызубрил установки общества - «Мужчины не плачут. Мужчины не сомневаются. Мужчины не сюсюкают» - и вынужден был всю жизнь их придерживаться, как трамвай рельсов. Он просто не знал, как выразить свою любовь. Его сердце подчас разрывалось от тревоги и нежности, но максимум, что он мог предложить своим детям – это деньги и свои услуги в качестве финансового аналитика.
Ох, отцы, старые солдаты, незнающие слов любви. Вы украдкой обнимаете и целуете детей, пока они маленькие, пока ничего не соображают, а когда они взрослеют и начинают мыслить самостоятельно, вы зажимаетесь, неловко мнетесь рядом: «Ну это… Как вообще? Как твой автомобиль, карбюратор не барахлит?» Казалось бы – сейчас самое время разговаривать с ребенком на равных о действительно важных вещах. О любви. О мечтах. О жизни. Но вы можете только с серьезным видом нести какую-то второстепенную чушь.
Вас воспитывали как «настоящих мужиков», то есть неласковых, суровых, и тем, видимо, особо мужественных. Поэтому вы вечерами звоните из своего опустевшего гнезда в другой город и недрогнувшими голосами толкаете монологи про какие-то «обои под покраску», которые ребенку обязательно надо переклеить в новой квартире и о смесителе, который приглядели ему на рынке: «Ты понимаешь, что бы там ни писали производители – все равно всё делается в Китае! Мне Иван Григорьевич дал подробную консультацию. Ты только послушай…»
И мы улыбаемся и терпеливо слушаем. Мы понимаем.