Из Дембельского блокнота. (Кошачье. Былое и думы)

[Кот Пушок]

Осень желтым листком
Мне стучится в окно
И слезами дождя
Орошает лицо
И клином журавлей
Рассекает рассвет
Больше сумрачных дней...
Тёплых дней больше нет.

И береза махнув на прощанье рукой
Уронила на землю наряд золотой.

Золотистый ковер
Мягко землю укрыл
И умолк птичий хор
Лес в печали застыл

Он стоит под дождем
Все роняет листву
И во взгляде моем
Понимает тоску.
Я ему расскажу
Что на сердце лежит.
А потом помолчу
Он со мной помолчит.

Мы с ним дружим давно -
С полуслова поймет,
Если сердце мое
Скорби бремя гнетет.
И шептаньем листвы
Сокровенным своим
Все расскажет мечты
Под осенний мотив.
И шершавой рукой
Многолетней сосны
Мне погладит лицо
И шепнёт: "Не грусти...

Я расстался с любовью своей, как и ты
И теперь, как и ты, дожидаюсь Весны...

Той прекрасной порою вернется Она...
И я вновь буду счастлив... Но увы - не всегда.

В жизни сей все пройдет, протечет без следа.
Нужно ли - по щекам чтоб катилась слеза?

Я, друг, Солнце любил...
Раз, весною одной,
Повстречался я с ним
Предрассветной порой.
Оно вышло в венце
Предрассветной зари
Своим блеском в лице
Пьяня чувства мои...
Я стоял и молчал...
Слова молвить не мог
Как немой истукан
Исполин-полубог.

Но потом от любви
Начал я расцветать
И печали мои
Стали вдруг исчезать
Солнце любит меня!
Ко мне счастье пришло!
Песнями соловья
Я встречаю его,
Провожал я его
На ночлег в океан
И, не дремля, рассвет
С нетерпением ждал...

...Солнце вдруг от меня унесли журавли
В теплый край, где весна, где не будет зимы.

Я в печали стою... Вот, морозы придут,
Я на время умру, а потом оживу.

По ночам Солнца призрак приходит ко мне -
Выйдет Месяц из туч, и сидит на сосне...

Не обманет меня!
Я ведь знаю Любовь!
Вот, наступит весна
И воспряну я вновь.

А пока - ты иди.
Не тревожь ты мой сон.
Я тебе рассказал,
Как я страстно влюблен.

Ты узнал... А теперь на меня посмотри
Не пройдешь без потерь ты по жизни пути.

Никогда не грусти. Ведь проходит печали пора
Пролетят дни зимы, и наступят тепло и весна..."

ЭССР, Ягала, 2-го Октября, 1981 года.

[Кот Пушок]

Подушечные бои.



В Армии я кузнечил. Ну, не то, чтобы профессионал, а просто умел молотком стучать, да и сила в костях была.
Впрочем, и сейчас еще - о-го-го!

Моё признание, как кузнеца, началось с того, что в один из визитов моих на гауптвахту меня заставили дырки в стенках бить, с целью протаскивания электрических проводов в последствии.
Дом офицерский строился.
Надобно знать, что, будучи выгнанным из двух учебных заведений, до призыва в Армию, я умудрился еще и 5-й разряд электромонтажника получить, хотя и там не всё гладко обошлось.
Именно это обстоятельство и предрасположило начальство моё на эту ответственную должность меня назначить.
Дыры нужно было бить правильно, а моё незаконченное высшее в известной степени служило гарантией предполагаемого результата.
Вообще, куда бы я не потыкался в юности моей, где бы меня судьба не испытывала, везде и всюду всё оборачивалось примерно одним и тем же, - меня либо выгоняли, либо - в виду отсутствия опции "выгнать" - сажали на гауптвахту.
Было бы нечестным не признать тот факт, что выгоду своего положения я тоже (иногда) видел, и опцией выгоды своей не однократно пользовался.

Так вот, в тот славный день, когда ко мне пришло признание, с последующим освобождением от битья в стенах дыр, я просто взял зубило отбойного молотка, оттянул его слегка молотком, после предварительного прогрева резаком, и подкалил немного, закалкой этот процeсс назвать было нельзя в виду полнейшего несоответствия условий.

Kaк ни странно, однако, но мой почин был подхвачен соседними подразделениями, а ввиду полнейшего наличия отсутствия так называемого здравого смысла у «подхвативших», как это зачастую в войсках водится, зубилья не становились острее ничуть, даже наоборот.
Результат не заставил себя долго ждать, и в один из дней все работы по битью были приостановленны, зубилья ко мне на подносе принесены, с ними же и приказ, чтобы разобраться и навести порядок, внедрить и ускорить, и пр. и пр.

В части нашей имелась кузнечная мастерская, позабытая и позаброшенная, с одной стороны из-за безпробудного пьянствования кузнеца, из гражданских нанятого, с другой же стороны ввиду того, что кузнечить попросту было нечего. Зубилья и прочий инвентарь закупались в зависимости от потребности в оных, а о ремонте или продлении срока службы инвентаря никто из начальства и не помышлял, концентрируясь в основном на воспитательной работе. Думаю теперь, что битьё дыр в стенах тупыми зубилами как раз и являлось частью воспитательного процесса.

После объяснения начальству, как можно наладить зубило-восстановительный процесс в кратчайшие сроки, о заброшенной кузнечной мастерской вспомнили, куда меня, в сопровождении конвоя, торжественно и доставили.
Я, вообще, падок был до разного рода почестей, и очень любил эскорты всякие. Недостатком в этом случае было только то, что внимание, моей персоне подобным образом оказываемое, по воинскому уставу полагалось лишь арестованным, в числе которых находиться свыше 28 суток не позволялось, опять же согласно вышеупомянутому уставу.
Такой вот замкнутый круг.
Надо ли вам говорить, что я старался изо всех сил, и делал, всё что мог.
Кузнечное дело, меня, однако, увлекло, и, даже – не побоюсь сказать – затянуло. Об интернет-зависимости тогда мы еще не знали.
Перековав зубилья и подкалив оные, я занялся другими инструментами, которые требовали кузнечного вмешательства.
Как-то от нечего делать, я, найдя несколько прутьев, завил их хитроумненько, приклепал к ним еще несколько, и еще, и из хитросплетения этого в конце концов вышел подсвечник.
За этим занятием и застал меня дежурный офицер, проверявший территорию после отбоя.
Оправдываться перед ним и отпираться я не стал, и на прямой вопрос – что ты здесь после отбоя делаешь, я, с не меньшей же прямотою и ответствовал – железо кую!
Естественно, мы повздорили. Было у них так принято – со мною ссориться.
На утро снаряжена была экспедиция в кузницу, с целью определения рода моих занятий после отбоя.
Подсвечник, естественно, обнаружили, и после установления личности заказчика, коего и в помине небыло, подсвечник конфисковали в пользу командира части. В этом случае, как, впрочем, и во всех остальных, командир считал себя стороною, интересы которой были ущемлены, и требовали сатисфакции..

Долго ли, коротко ли, заказы на подсвечники начали сыпаться ко мне со всех сторон. Все мало-мальски уважающие себя начальники и командиры считали долгом своим заказ свой в кузнице разместить, в виду того, что, по их мнению, делать мне всё равно было нечего. От обязанностей службы меня, естественно, никто ограждать не собирался, и поэтому я имел всё же возможность скрашивать свою жизнь и потакать некоторым своим слабостям, выражаемыми, например, в пререканиях со старшими по званию.
Любимым аргументом моим в спорах с новоиспеченными офицерами и прапорщиками была фраза – «неужели Вы и вправду думаете, что 70 лет назад кто-то к вам обратился бы со словами - «Ваше Благородие». Как правило, фраза эта действовала безотказно, приводя в бешенство того, к кому она была обращена.
Относилось это, впрочем, только к Офицерам, прапорщиков же я донимал иначе, ознакомляя их с Приказом Петра I:
«Причислить Прапорщика к офицерам, однако в салон Офицерский его не впускать, дабы он присудствием своим и поведением гнусным не портил настроения господ Офицеров.»
Тем не менее, не смотря на все прилагаемые усилия, визиты мои на гаупвахту в последние 5-8 месяцев службы значительно сократились.
Но случай, имеющий непосредственное отношение к заглавию моего поветствования, вскоре предоставился.
Как вы уже знаете, интернета тогда еще небыло, и вдохновение, на меня снисходившее исключительно в вечерние часы, находило себе выход в ковке металла после отбоя.
Разумеется, если на тот момент я не был задействован в мытье полов или посуды.
В один из дней, я, наковавшись вдоволь и поужинав в расположении части, в пределах дислокации оной собирался и ночь скоротать.
Но судьбе было угодно распорядиться по другому.
В казарме нашей роты – после отшествия ко сну – был затеян подушечный бой. Затеян он был, как на грех, военнослужащими нашего призыва, старшими других, к тому времени, и потому мои воззвания и вдохновительные речи с предложениями водворить спокойствие, оставленны были, так сказать, без внимания.
Что делать?
Осознав, что уснуть в этом бедламе все равно уже не смогу, я направился в кузницу.
Проведя там несколько часов, я почувствовал, как все кости мои тянутся к постеле. Ковка – не такое уж лёгкое занятие, даже для человека, находящегося в хорошей спортивной форме.
Каково же было мое удивление, когда, вернувшись в расположение роты, я застал подушечный бой в самом его разгаре. Видимо, у участников сражения открылось второе дыхание. Потом – третье. Потом – четвертое. И так далее.
На пути моего следования к койке как раз и располагался эпицентр этого веселия.
Делать было нечего.
Я подхватил матрац с ближайшей койки, и, активно работая им направо и налево, смело начал прочищать себе путь к месту предполагаемого ночлега.
Участники подушечного побоища сразу же оценили достоинство матраца, почтительно с моего пути разлетаясь в межкоечные проходы.
И вот - уже победа близка. Вот-вот уже усталые члены мои коснутся застиранных солдатских простыней, и, возможно, на короткое время, я забудусь сном.
Тща себя надеждою той, я вдруг услышал позади себя мою фамилию, громовым голосом старшины произнесенною.
Естественно, бой в тот же миг утих.
Все уастники его с мышинною проворностию шмыгнули по койкам, в казарме водворилась долгожданная тишина, а посреди казармы перед старшиной стоял я – с дурацким матрацом в руках.

Надо ли разъяснять, что виновником ночного побоиша признан был ваш покорный слуга, соответственно, на гауптвахту водворён, из разположения которой на следующий день торжествеено в сопровождении конвоя к кузнице и был доставлен.

[Nabludatel']

Кот Пушок,
мы тут в "Клубе писателей" пытаемся поддерживать определённый порядок... и поэтому - большая просьба - не открывай каждый раз новую тему в этом разделе когда хочешь выставить свои произведения.
Достаточно одной темы, типа "Произведения Кота Пушка", и там собирай свои стихи/прозу.
Если нет сильных возражений , я соединю две твои темы в одну. Ты мне только намекни, какое название темы оставить.
Спасибо за понимание.

[Кот Пушок]

Кот Пушок,
мы тут в "Клубе писателей" пытаемся поддерживать определённый порядок... и поэтому - большая просьба - не открывай каждый раз новую тему в этом разделе когда хочешь выставить свои произведения.
Достаточно одной темы, типа "Произведения Кота Пушка", и там собирай свои стихи/прозу.
Если нет сильных возражений , я соединю две твои темы в одну. Ты мне только намекни, какое название темы оставить.
Спасибо за понимание.

Принято.
Любое название меня устроит.

[Nabludatel']

Вечер...
Вкусный ужин.
Свет свечей мягко преломляется в хрустальных гранях рюмки с настойкой.
-За тебя...
-Спасибо.
-Слушай, ведь завтра у нас с тобой выходной! Совместный выходной!
-Да. Удивляюсь, как ты это помнишь.
-Я не помню. Я жду его.
-Странно.
-Почему?
-Я думала, ты и не вспомнишь.
-Ты думала зря.
-Может быть.
-Вкусная рыба. Где ты её купила?
-В нашем магазине.
-Не верится. Вкусно, необычайно вкусно.
-Я рада.
-Пью за тебя...
-Опять за меня?
-Да.
-Нет, давай за тебя.
-Нет, за меня потом. Сейчас - за тебя.
-Спасибо.
-Давай завтра начнем день необычно.
-То есть?
-Ну, необычно. Будем делать то, что для нас с тобой необычно в наш выходной день.

Свет свечей подрагивает в бокалах вина.

-Хочешь еще настойки?
-Какой?
-Ну... Вот этой.
-Это сильно крепкая. Есть у тебя что-то фруктовое?
-Нет...
-Ну, и как же мы с тобой начнем наш совместный выходной?

Свечи робко дрожат в зеркале над камином. Им, похоже, не ловко.

-Знаешь... Хочется необычного. Каждое утро ты просыпаешься раньше меня. Спускаешься вниз, готовишь кофе, мне на работу готовишь ланч, потом тихонько поднимаешься опять наверх, стараясь меня не будить. Я все это слышу, но мне просыпаться лень. Потом я слышу звуки плещущейся воды в душе, ты приводишь себя в порядок, готовясь к трудовому дню, и робко гасишь лишний свет, такой необходимый тебе в утренней полумгле, который может меня разбудить окончательно...
-И как же ты хочешь, чтобы было завтра?
-А завтра... Завтра я хочу, чтобы было по-другому... Нет, мне очень приятно, когда я, спросонья ковыляя к ванной комнате, застаю тебя за глажкой моих брюк... Я целую тебя, и включаю комп. Потом я просыпаюсь в душе, и, набросив на себя халат, выхожу к тебе, а возле компа меня ждет чашка ароматного кофе. Ты начинаешь спешить, тебе уже пора выходить, и я, отвлекаясь от компа, целую тебя на прощание.
-Ну, и как же ты представляешь себе завтра?
-Завтра... Я хочу, чтобы все было не так. Это все хорошо для будней. Но, понимаешь, за этими буднями проходит жизнь. А она такая короткая.
-За тебя, моего фантазёра.
-Спасибо. Но ты послушай.
-Я слушаю тебя все время.
-Так вот завтра. У нас с тобой выходной, которого я долго ждал. И я хочу провести его как-то особенно.
-Мы проснемся вместе...
-Да. Пожалуй. То есть нет. Ты же знаешь, что я органически и категорически не в силах подняться раньше тебя. Это у меня в крови...
-Ну, и?
-Нет, я не против утренней романтики выходного дня. Я просто хочу её передвинуть на потом.
-Интересно, как же у тебя это получится? Сам пойдёшь готовить кофе?
-Я бы мог. Пожалуй, даже смогу. Но кофе, который готовишь ты, всегда вкуснее.
-Не ври.
-Честно. Я тебе много раз это уже говорил. Не знаю, что делаешь ты, но твой кофе всегда вкуснее.
-У меня от тебя секретов нет.
-Я знаю. Но твой кофе вкуснее все равно. Поэтому кофе будешь готовить ты.
-Кофе буду готовить я, романтику выходного ты собираешься передвинуть на потом, и в чем же будет особенность нашего предстоящего совместного выходного?
-Мы пойдем вниз вместе. Ты приготовишь кофе, я приготовлю протеиновый коктейль на двоих, мы выпьем его, съедим по банану, и пойдем в спортзал.
-Заманчиво.
-Я не люблю утренних тренировок. Я с утра еще сонный, и вряд ли смогу тренироваться обычным весом. Скорее всего, я перейду на более лёгкий вес.
-Как захочешь.
-Но в этом случае мне будет труднее тебя впечатлить.
-Я всегда под впечатлением от тебя.
-Я знаю. Но мне приятно ловить на себе в спортзале твой впечатленный взгляд.

-Хочешь музыку?
-Хочу.
-Какую?
-Любую, какую ты хочешь.

-А знаешь... мне опять хочется играть. И еще я хочу, чтобы ты пела.
-Ты прекрасно знаешь, что тебе сейчас придется много работать. Ты давно не играл.
-Да, несомненно, это потребует времени. Нашего с тобой времени.
-Стоит ли? Я могу спеть для тебя под караоки.
-Нет, я хочу, чтобы ты пела под мой аккомпанемент. Чтобы голос твой был послушен моему аккомпанементу, как и тело твое послушно моей страсти.
-Вот как. А я хочу, чтобы аккомпанемент был послушен моему голосу.
-А мне нравилось всегда, когда ты поешь из-за такта. И я ловлю окончание твоей ноты, с тем, чтобы новым аккордом задать тебе тон.
-А мне нравилось протянуть ноту подольше, чтобы ты с такта сбился.
-Я помню.
-А еще мне нравилось петь под аккомпанемент других, при этом на тебя поглядывая.
-И это помню. Помню и то, что во время твоего прослушивания, когда ты пела под аккордеон, я решил, что ты будешь моей.
-А что же ты решил на счет завтра?
-Ну, я же сказал. Пойдем в спортзал. Потом в сауну. Потом в бассейн. Ты будешь плавать, а я - любоваться тобой.
-Ты можешь любоваться мной здесь, не отходя от стола.

-Хочешь вина?
-Налей мне настойки.
-Она крепкая.
-Налей всё равно.
-За твои глаза.

-Я вот думаю, если часть твоего тела, за которую я не пил?
-Есть...
-Интересно узнать.
-Ты не пил за мочки моих ушей, которые ты, тем не менее, целуешь.
-Правда. За твои ушки...

Утро...
Просыпаюсь нехотя.
Свет зари тщетно пытается пробиться сквозь тяжелые шторы.
Снизу доносится аромат кофе.
Полусонный, ковыляю к душу, по дороге включая комп.
Просыпаюсь под горячими струями.
Набросив на себя халат, вплываю в комнату.
Возле компа стоит чашка кофе.
На краю кровати сидит жена, отхлёбывая кофе и лукаво из-за чашки на меня поглядывая.
Что-то говорит мне, что утренняя тренировка, если и состоится, то не сегодня.
И уж точно, не сейчас.....

[Акватрель]

он еще и писатель.. вау.. :27:

[Кот Пушок]

он еще и писатель.. вау.. :27:

Может ли это искупить мою вину в поддержке республиканцев?;)

[Акватрель]

Может ли это искупить мою вину в поддержке республиканцев?;)
это снивелирует проблему немножко, по краешку:D

[Саломея]

это снивелирует проблему немножко, по краешку:Д


Миша - Ю тоже писал...:kos:
однако вот леволиберали его доконали...

[Акватрель]

Миша - Ю тоже писал...:kos:
однако вот леволиберали его доконали...
эхх...:cool:

[YUM]

Подушечные бои. В Армии я кузнечил. Ну, не то, чтобы профессионал, а просто умел молотком стучать, да и сила в костях была.
Впрочем, и сейчас еще - о-го-го!

Моё признание, как кузнеца, началось с того, что в один из визитов моих на гауптвахту меня заставили дырки в стенках бить,с целью протаскивания электрических проводов в последствии

МушшшыА!!!
Даже не читая чо там дальше...
Присаживайся..
Рассказывай

[Кот Пушок]

МушшшыА!!!
Даже не читая чо там дальше...
Присаживайся..
Рассказывай

Спасибо:)

есть чего рассказать, надо только вспомнить и время написать найтить;)
А там, выпивши-закусивши, беседа сама собой наладится:D

[Кот Пушок]

Из газеты:

"Штат Вермонт хочет отделиться от США
В американском штате Вермонт набирает силу новое политическое движения, цель которого – отделение штата от Соединенных Штатов с целью сохранения идеалов демократии. Об этом пишет деловая газета "Взгляд".
***
Проведенный в этом году Университетом Вермонта опрос общественного мнения показал, что примерно 13% жителей штата поддерживают идею отделения. В прошлом году число сторонников независимости составляло 8%.

Вермонт - не единственный штат США, где существуют сепаратистские движения. Они действуют на Гавайях, Аляске, в Нью-Гэмпшире, Южной Каролине и Техасе."


В середине 90-х я был супервайзером цеха.
В число прочих обязанностей моих входил прием на работу сварщиков, которым предлагался вступительный экзамен. Сварка нескольких плит в разных плоскостях.
Как-то пришел устраиваться один человек. Сварщиком. Положенного экзамена он пройти не смог, хотя было видно, что в сварке он не новичек.
Принять его я не имел, собственно, права, из-за непройденного экзамена, но он мне сказал: "Мне очень нужна работа. Я развелся с женой, переехал из другого штата, если ты мне поможешь, я у тебя долго не задержусь, но помочь в работе, я уверен, смогу". Я поговорил с менджером, передав содержание беседы.
Его приняли. Позже оказалось, что он кузнец-художник. Делал работы для Белого Дома, и, кроме всего прочего, подарил президенту Клинтону кованную свинью.

Taк вот и работали мы с ним, узнавали друг о друге то одно, то другое.
Знакомый мой был старше меня, и застал то время, когда по Аляске тянули нефте-газопроводы. В их строительстве он и принимал участие, в самом конце, потом там и остался на несколько лет, уже работая в обслуживании их.
В его обязанности входило устранять течи на стыках труб газопровода. В бригаду этих оперативников, кроме сварщика, входили еще два пожарника, которые, стоя с огнетушителями, наблюдают, чтобы тайга не вспыхнула, пока сварщик работает. Это может показаться смешным, но во время сварки, лежа под трубой метрового диаметра, и проваривая "потолочный" шов, легко даже самому загореться.
На должности пожарников этих нанимали местных эскимосов. Деньги платили не очень так чтобы, но и работа их сводилась практически к созерцанию процесса.
По-английски аляскинские аборигены говорят, в общем, вполне прилично, хотя и случаются исключения. Мне самому приходилось бывать на Аляске и иметь с ними кое-какие дела.
И вот мой новый знакомый, наладив со своей бригадою языково-знаковый контакт, отправился с ними в тайгу, к месту очередного повреждения.
Газопровод на том участке был перекрыт, давление сброшенно, но в трубе при этом все равно остается какое-то колличество газа, которое выгорает в виде факела в течении буквально двух-трех секунд при зажигании сварочной дуги. Об этом сварщики знают, и факел этот не представляет опастности, если лицо закрыто сварочной маской, руки в замшевых защитных перчатках, и сварщик одет, естественно, в сварочный костюм.

У места повреждения знакомый мой провел дополнительный инструктаж пожарникам.
Доходчиво объясняя причину появления факела в начале сварки, показывая руками и прищелкивая языком, он, надо полагать, легко достиг с эскимосами взаимопонимания, о чем те и возвестили его головокиванием."Я, - говорит он им,- под трубу залезу, зажгу дугу на секунду, газ вспыхнет, и тут же погаснет. Огнетушители применять не надо. Андерстенд?" - "Андерстенд".
И он полез под трубу.

После того, как он зажег дугу, он больше ничего вспонить не мог, до того момента, пока не очнулся от каких-то странных звуков.
Было тяжело дышать, болела голова, хотя на кануне и не пил.
Пожарники же сидели подле него и колотили в бубен, слегка вскрикивая. По их мнению, они ему оказывали первую помошь, на местный манер.

Постепенно сознание к моему знакомому возвратилось. И, когда он обрел способность мыслить, то понял, что едва из трещины в трубном шву показалось газовое пламя, эскимосы тут же применили оба огнетушителя, на полную их мощь, а поскольку направили их почти в лицо моему знакомому, то он тут же и потерял сознание, в тот же момент, еще до того, как успел сообразить, в чем дело. К счастью, отравление подобного рода не слишком опасно, и проходит, говорят, довольно быстро. Но эскимосы подумали, что дух моего знакомого пошел в дальние охотничьи угодья, т.е., говоря проще - он просто дуба врезал, а если дух его отошел еще недалеко, то с помощью бубена дух можно успеть вернуть, что они и сделали немедля, я полагаю, об искуственном дыхании в преданиях их народа ничего не говорилось.

Все это - так, к слову.
Постепенно эскимосы, к моему знакомому прикрепленные, постигли нелегкую науку пожаротушения.
Во время совместного их путешествия по дырявым трубам газопровода, знакомый мой узнал о них много интересных вещей, и аборигенов, со своей стороны, обогатил необходимыми навыками невольного пребывания в цивилизованном обществе.
Поскольку компания, в которой они работали, являлась частью огромного профсоюза, всем работникам вменялось в обязанность в членстве профсоюза состоять, иначе даже на работу не принимали. Желающие устроиться на работу в компанию эту сначала вступали в профсоюз, платили взносы, а уже потом, по мере освобождения мест, под контролем профсоюза и принимались на работу. Это в какой-то мере ограничивало возможность злого начальства выгонять по чем зря с работы, только за то, скажем, что кто-то Россию не любит.
И вот именно это членство в профсоюзе довольно быстро и выявило склонность коренного населения Аляски к сепаратизму.

Время от времени профсоюзными работниками этой компании учинялись проверки техники безопасности на рабочих местах, а так же членство в профсоюзе работников. Что во время проверки было главное, что второстепенное, не мне судить, да, собственно, и не важно.
Важно другое.
Когда приходил проверяющий, он требовал предъявить карточку - такое пластиковое ID, под американский флаг раскрашенное, с указанием имени-фамилии, должности, и пр. Причем, если карточки этой по какой-то причине у проверяемого не оказывалось, тот немедленно отстранялся от работы. Естественно, знакомый мой, зная, с кем имеет дело, всякий раз, перед выездом на объект, проверял самолично наличие этих карточек у своих пожарников. Наконец один из них не выдержал, и спросил - зачем, мол, всё это, эти карточки, и что вообще всё это такое.
Джейб - назову теперь имя моего знакомого, держа в руках карточку, стал показывать руками, какая Америка большая, а так же и компания, в которой они работают. Объясняя все эти величины, давая ясно понять, насколько большая честь выпала эскимосам быть пожарниками в собственной тайге, работая на эту компанию, он, кроме всего прочего, пояснил значение цифры "48", витиевато выведенной на карточке. Означала она не много и не мало, а ровно колличество штатов, в которых эта компания имеет свои оффисы и, естественно, ведет работы.
-Так что, - добавил он, - если ты, - он ткнул эскимоса пальцем в грудь, - поедешь, - он изобразил, как мог, движение паравоза, - в любой из этих 48-ми штатов, - он повел рукой по линии горизонта, - первым делом иди в оффис компании, показывай это удостоверение, становись на профсоюзный учет, и они обязанны тебя обеспечить работой, по скольку ты уже являешься членом их профсоюза. И постоянно, - слышишь? постоянно носи это удостоверение при себе.
Эскимосы подумали, переглянулись, покурлыкали по-своему, и один из них спросил:
-Джейб! Ты имеешь в виду, что это я поеду в Америку?
-Ну, да, - ответил Джейб. - В любой из этих 48-ми штатов.
-Не-е-т, - гордо отвечал эскимос, - я в Америку никогда не поеду, - Я здесь жить буду!, - закончил он, очертив широкий круг рукой по окрестным сопкам.

Вот такой вот сепаратизм. Аляскинский.

[Aurbo]

Это было во врмена Джека Лондона, конечно. Таких вот "непуганых эскимосов" я лично не видела. Хотя, конечно, люди , которым за сорок, говрят по-английски с акцентом, а иные старики/старухи и вообще не говорят...

[Кот Пушок]

Это было во врмена Джека Лондона, конечно. Таких вот "непуганых эскимосов" я лично не видела. Хотя, конечно, люди , которым за сорок, говрят по-английски с акцентом, а иные старики/старухи и вообще не говорят...

Вы живете на Аляске?

Везет же некоторым...

А то, что я описал - со слов моего друга. Один к одному.
За что купил, за то и продаю;)

[Aurbo]

Вы живете на Аляске?

Везет же некоторым...

А то, что я описал - со слов моего друга. Один к одному.
За что купил, за то и продаю;)
Я живу в Канаде...

[Кот Пушок]

Эту историю я вспомнил в связи с недавними событиями в Грузии.
Спорили с друзьями, одни говорили о том, что "братства народов" не было и быть не могло, другие, как всегда, во всем винили Америку, и пр.
И вот, влекомый течением мысли, я возвратился в те далекие и прекрасные годы, когда я был молод, и с дружбой народов сталкивался, так сказать, каждый день, лицом к лицу...
Приглашаю сегодня туда и вас.

Итак, начинаем полет.
На борту самолета я, моя память, вы, мои друзья и читатели, бутылка виски и стакан со льдом.

За бортом 1981 год...

Воинскую часть, которую я осчастливил своим призывом на службу, в момент моего туда прибытия, "держали" латыши. Было их много, и все внеуставные порядки и понятия контролировались ими.

Киевляне - второй по величине призыв, младший их, с нетерпением ждали их демобилизации, с тем, чтобы свои понятия установить.
Следующим призывом шли белорусы с западными украинцами. И тоже в глубине души своей мечтали о восстановлении мирового господства под их эгидой в пределах отдельно взятой войсковой части.
И вот пришли мы - выходцы из центральной Украины, Ставрополья, Кубани, Донбасса.
Как видите - ни одного призыва из Азии или Кавказа - ни единого человека в части из востока.
Командиры гордо перед строем говорили: "В нашей части индейцев нет!"
Надо ли говорить, что воинскую службу я начал постигать с самых азов, и даже то обстоятельство, что призывался я будучи кмс-ом по гребле и имел второй разряд по борьбе, не спасало меня - или не всегда спасало - от разбитых губ, синяков на спине и под глазами.

Надобно отметить, что "службу" коммунистам я ненавидел, считал призыв свой грубейшей ошибкой, попранием моих законных прав, отдавать мифический "долг" Родине не собирался, так как к тому времени у меня отобрали даже больше, чем отдать требовали.

Но это отдельная тема.

Ненавидя службу и советские порядки, я, естественно, ненавидел и те "понятия", которые в этой среде культивировались "воспитателями".

Когда на роже моей синяков стало более, чем на рожах других сопризывников, и когда рожи "дедов" украсились аналогичными кровоподтеками, чего ранее не наблюдалось, командование сочло за лучшее меня в командировку спровадить, от греха подальше.
В напутствие мне сказали, чтобы я хорошо подумал о своем поведении. В Армии надобно подчиняться, а я, ведя себя таким образом, против себя настрою свой же призыв, и когда "мой черед" придет, они же сами мне "дедовать не дадут".

Я это крепко запомнил.

По уходу Рижан, власть перешла к Киевлянам, национальное самосознание которых выплеснулось в истязание своих собратьев из Днепропетровщины, Донбасса, Полтавщины.
-Жаль вас, - говорили они, - Вы земляки, но ничего не поделаешь - СЛУЖБА!

Так вот, спровадили меня в командировку, из которой я возвратился в часть после года службы , когда от киевлян уже и духу в части не осталось.
"Понятия" позволяли мне уже иметь собственные выходки в отношении младших призывов.
И тут - национальный состав воинской части "без индейцев" резко сменился. Пришли таджики и туркмены.

Так вот, после года, проведенного в командировке, я возвратился в "родные пенаты".
Все меня, естественно, помнили, более того, "подвиги" мои по солдатским каналам передаваемые у всех были в то время на слуху, короче говоря, личностью я был, если не знаменитой, то популярной.
При встрече мне напомнили, как я некоторым "дедам" во время оно морды бил, выразили сожаление, что не смогли меня тогда поддержать физически, и заверили, что моральною их поддержкою я, не смотря ни на что, во все времена пользовался.

-А теперь, - сказали мне, - "чурки" пришли! А ты знаешь, что они с "нашими" в "их" частях делают? Теперь будут они знать, что такое "белая" часть!

-Эт кто Белый-то? Ты, штоль? - гневно вопросил я собеседника, довольно сильно ткнув его в комсомольский значок.
-Белые, мать вашу... Краснопузые вы, бля, чумазьё... ... ... , - и пр, я уже не помню подробности того диалога - 26 с лишком лет прошло с тех приснопамятных времен, а летописца, фиксировавшего бы все, мною произнесенное на бумаге, мне в то время по штату не полагалось.
В тот же самый день, я почти клятвенно заверил собеседников, что, буде замечу какое бы то не было притеснение молодых - тут же в рожу дам, не взирая на подвиги прежние и срок службы.
Мне возразили, что в таком случае отныне и я буду сам себе стирать форму и чистить сапоги, со всеми вытекающими последствиями.
Короче говоря, договор был заключен, и спустя несколько дней, настучав в голову одному из сослуживцев, молодого обидевшего, я получил семь суток гауптвахты.

[Кот Пушок]

Отсидка моя на гауптвахте, как правило, продолжалась значительно дольше назначенного мне срока.
Я не любил общие камеры.
Мне более по душе было уединение.
Поэтому я, будучи водворен на "губу", искал способа в "одиночку" перебраться, что-нибудь вытворив неординарное, а это, как правило, влекло за собой как минимум трое дополнительных суток ареста.
Долго ли, коротко ли, с гауптвахты я возвратился, увенчанный новыми лаврами "мученика", в то время, когда еще "старые" увянуть не успели.
Командование мое, отличавшееся, надо сказать, определенною жизненною мудростию, быстро поняло, что год, проведенный мною в командировке, не повлиял на меня, как того ожидалось, а посему, чем быстрее я покину пределы части, тем лучше это скажется на общих показателях соцсоревнования, и пр.
Не долго думая, они решили вручить мне группу таджиков, назначить меня "старшим", и, естественно, спровадить от греха, по-дальше.

И вот к воротам части был подогнан грузовик - крытый, естественно, с замком на дверях, чтобы я, значит, на разбежался по дороге, нас туда загрузили, и мы отправились в путь.
По дороге я с таджиками слегка познакомился.
Некоторые из них с трудом говорили по-Русски. Но контакт был установлен, мы друг друга поняли, и я им пообещал, что ежели кто позволит себе их обидеть, от суда моего не уйдет.
На это они робко возразили, что службу понимают, что иллюзий никаких не питают, а один из них даже сказал, что отдает себе отчет в том, что он "черный человек". Видимо, это было его национальным самосознанием.
Я подсел к нему, закатив рукав своей гимнастерки.
Сказал то же сделать и ему.
Сравнили наш цвет кожи. Он мало чем отличался.
После этого я ему рекомендовал забыть только что им сказанное, ибо, если я еще раз подобное услышу, то в голову ему настучу.
Покурлыкали они по своему, и, видимо, сделали для себя выводы, поскольку я всегда старался слов на ветер не бросать, и обещания свои, по мере возможности, всегда выполнял.
Прибыв в место назначения, я, как полагалось, доложил о своем прибытии, к великому неудовольствию по поводу моего возвращения местного командования.
Отужинав, показав таджикам их койки, тихо-мирно отойдя ко сну, я, однако, вскорости был разбужен командными окриками.
Продрав глаза свои, я увидел, что один из "местных авторитетов", замухрышка-белорус, моих таджиков построил, и, подавая команду "смирно", методично наносил им удары по лицу.
На мой вопрос - что случилось, и зачем все это - он ответствовал, - а шоб службy знали.
Далее произошло нечто такое, после чего меня опять на губу упекли. За нарушение внутреннего распорядка.
Белорус-замухрышка получил в дыню, в межкоечный проход улетев, кто-то из его земляков тоже пострадал, за него в драку рыпнувшись, естественно, до того, как меня скрутили и отметелили, сила, в конце концов, одолела силу, как и Тарас Бульба во время оно, и я бывал бит.

[Кот Пушок]

С гауптвахты воротясь, я был представлен пред светлы очи командира, которому и обещал некоторое время провести на строительстве линии электропередачи. Нужно было подстанцию в строй вводить, без линии она работать не могла, а линию строить, кроме меня - монтажника с опытом, в то время было некому.
Я дал ему слово вести себя хорошо, пока работу не окончу, и возглявил бригаду.

Есть такие понятия, как долг.
И я неуклонно им следовал.

Но, к сожалению, вскорости обещание свое пришлось мне нарушить.
В столовой, в присутствии дежурного офицера, уже не помню кем, и по какому поводу, кусок варенного сала из солдатского бачка, как есть, со щетиною и прочими прелестями был кинут в лицо одного из молодых - таджика, естественно.

Я медленно из-за своего стола встал.

Дежурный офицер, никак не отреагировавший на салометание, тем не мение сразу же заметил мое передвижение.
Но было уже поздно.
На его окрик я не среагировал, обидчика наказал, на следующее утро 10 суток получил.
Направили меня к кочегарке - уголь возить.
Я прилег в тачку отдохнуть.
Мой конвойный почему-то решил меня автоматом напугать, затвор передернув.
Но я-то знал, что в патроннике у него ничего нет.
И, дабы впредь неповадно было меня силой оружия стращать, я автомат у него тут же отобрал, провел с ним разъяснительную работу, после чего автомат ему, все же вернул.
На другое утро меня в крытой машине переправили на гарнизонную губу.

И вот здесь я подхожу уже к заключительной части моего повествования.

На гарнизонной губе караулы менялись. Не помню уже, как часто, но там по-очереди несли службу то летчики, то мореманы, то морпехи, то мотострелки.
Моряки к арестованным сухопутным относились с особой жестокостию.
Учитывая мою особую опасность, меня тут же поместили в одиночку.
Комендант губы даже пообещал для моего конвоирования боевые патроны выдавать.
Честно говоря, до сих пор понять не могу, по какой причине меня тогда не посадили - либо в дисбат, либо на зону. Но - обошлось...

Через несколько дней мне в одиночную камеру доставили две дополнительные шинели, чего не полагалось. Стали приносить чай с сахaром и белый хлеб с маслом, нормальный паёк доставляли из караулки, чего так же арестованным в одиночной камере не полагалось.
Не понимая, в чем дело, я спросил конвойного, как так?
Он ответил: - "потом поймешь".

Позже я узнал, что таджики мои, связавшись по телефону с домом, и описав мои подвиги, через земляков своих отыскали таджика-офицера, на этой гауптвахте служившего, благодаря чему я и получал белый хлебушек на протяжении всего оставшегося срока.

И этот белый хлеб - я никогда не забуду...

[Кот Пушок]

Крабы.

Есть у нас недалеко супермаркет особенный.
Особенный тем, что китайский. Правда, там товары со всей Юго-восточной Азии.
Еще он особенный тем, что по-английски в нем говорят - более-менее прилично - только кассиры. Остальные же его сотрудники....
Ну, тут уж - как повезет.
Мне тоже несколько раз повезло.
Первый раз - когда я женьшеневой настойки на меду хотел купить.
Стояла пустая коробка с этикеткой, а настойки не было.
Ну, я с дуру и поинтересовался, нет ли еще где-то у них.
Через пол-часа - честно, не вру - ко мне вышел менеджер, который едва два слова по-английски мог связать, и сказал, что - нету. В течении этих получаса другие сотрудники отдела - мексиканцы и корейцы-камбоджийцы-китайцы - пытались друг другу объяснить - что мне надо. Их языка я не понимаю, тщу себя надеждою, они говорили обо мне в исключительно уважительной, не матерной форме. Но - понимали ли они друг друга?

Нет у меня особой необходимости в этот супермаркет ходить.
Но одно обстоятельство меня там, всё-таки, привлекает. А именно - наличие живой рыбы, ракушек, молюсков, раков и крабов.
Кроме этого, у них есть некоторые экзотические сорта рыб, в других местах наших окрестностей недоступные. Потом они еще могут по заказу зажарить целиком поросенка, или там, еще чего. Вот, собственно, и все. Но и этого хватило.

Как-то раз, перед каким-то семейным торжеством, я решил купить у них Южно-Чилийского морского баса - рыба есть такая. Не знаю, как она называется по-Русски. Большая рыба. Очень белая, нежная и жирная. Дорогая тоже. Стейки из нее в поперечнике от 18 до 25 сантиметров - примерно. Я посчитал участников семейной трапезы, и решил, что по пол-куска на человека - в виде горячего блюда - будет нормально.
Решил купить не то 6, не то 8 кусков - сейчас уже и не вспомню.
Подошел я к прилавку, тыча пальцем мексикашке в лоб и в витрину, с горем пополам объяснил, какую рыбу я хочу.
Куски в тот день на прилавке были и в самом деле - огромные, и на весы положить весь мой заказ сразу он не мог - это было очевидно.

Меня всегда раздражает шум и галдеж базаров, а этот супермаркет еще и разноязычием своим, которого я не понимаю. Я рассеянно стоял у прилавка, пытаясь придержать тележку, которую уже пару раз пытались у меня укатить. Она была пустая, и некоторым казалось, что она "ничья". К тому же и от неполадок рабочего дня не отошел, мысленно еще чертя какой-то замысловатый узел.
Тут мексикашка завернул мой заказ, прицепил ценник, и, протягивая мне пакет, поблагодарил за покупку. Я, естественно, поблагодарил взаимно, развернулся, и...
В пакете был только один стейк.
Я, естественно, окликнул его, и повторил, что мне нужно еще.
-Еще один? - он спросил меня по-английски.
-Еще пять, сказал я ему. И показал на пальцах, сколько мне еще надо.
Вновь погрузясь в тягостные думы свои, я был выведен из состояния оцепенения новым его "сенькью, синьёр". Он протягивал мне пакет с еще одним стейком.
Начиная терять терпение, я ему повторил, и показал опять на пальцах, сколько всего я хочу стейков.
-Еще один, синьёр?, - переспросил он меня в свою очередь.
-Да, амиго, еще один. Вот этот. И вон тот. И еще - этот. - я уже не успокоился, пока он не извлек на стол столько стейков, сколько я хотел.
После этого инцидента, я направился прямо к кассе.
В машине я вспомнил, что хотел что-то купить у них еще .
Однако возвращаться у меня уже небыло сил.
Дома же я обнаружил, что купил на два стейка больше, чем хотел вначале.

Это было весной.
И, казалось бы, - при чем тут крабы?
А вот при чем.

19 декабря - Престольный праздник в Сеатлийском Соборе.
Мы решили пригласить гостей. Семью Священника, кумовьёв...
Я думал съездить на океан за крабами, что раньше делал довольно часто. Но жена меня отговорила. Мол, бензин дорогой, поедешь, вымокнешь, ночь спать не будешь, и пр.
Я согласился.
Если помните - в этом моем "любимом" супермаркете торгуют живыми крабами тоже.
Опять же - после работы, подзабыв уже подробности с рыбными стейками, погруженный в конструкторские думы свои, стою я перед прилавком с аквариумом живых крабов. В ожидании, когда на меня обратят внимание. И, вот, после "могу ли я вам помочь, синьор?" я заказываю 20 крабов.
-Двадцать крабов? - у мексикашки глаза лезут на лоб.
-Да, двадцать, - не возмутимо отвечаю я.
-Двадцать? - опять переспрашивает он.
-Ага, так точно, - я упрямо продолжаю стоять на своем.
Он окликнул еще двоих своих помощников, каждый из которых, в свою очередь меня переспросил - двадцать? - да, именно двадцать, и ни крабом меньше!

Напялив на себя огромные защитные перчатки, мексикашки с азиатами лезут в аквариум, начинают извлекать от туда дерущихся не на жизнь, а на смерть морских чудищ. Достав очередного краба, отчаянно пытаясь освободиться из его хватки, работник пытается сунуть его с пластиковый мешок, с тем, чтобы в последствии, взвесить... Я быстро устал от созерцания нерасторопности работников. Может быть потому, что сам неоднократно ловил крабов, и знаком с основными приемами борьбы с ними. Обреченно стою и жду, когда же закончится отгрузка.
И вот, наконец из-за прилавка выходят два мексикашки, держат в руках вдвоем большую пенопластовую коробку, кишащую живыми крабами. Пытаются мне помочь. Насмотревшись на их вдохновенные страдания по ту сторону прилавка, я просто отобрал у них коробку, и поспешил к кассе.

Тупо выслушиваю старания что мне втолковать на китайском молоденькой кассирши. Впрочем, может быть и не такой уж молоденькой. Они мне все на одно лицо. Рисом вскормленная нация не имеет морщин на лице равно как и прочих знаков умудрённости жизненным опытом, чему так подвержены европейцы. Все выглядят одинаково молодо и глупо.
Расплачиваюсь карточкой, не обращая внимание на выбитый чек.
-Вам помочь, синьёр? - вырастает передо мной метрового роста китаёз.
-Нет, спасибо, буркнул я в ответ. - Мало коробки, еще и тебя к машине тащи.
Последнюю фразу, я, правда в слух не произнес.

Приезжаю домой. Теперь нужно готовить крабов.
Выпускаю одного на пол в кухне.
Неуклюже гарцуя на кухонном линолеуме, он пытается вцепиться клещами кошке в бок. Кошка, не желая уступать вверенной ей территории, упрямо атакует неведомого ей зверя.
Времени нет, и я останавливаю поединок.

Раньше мы варили крабов целиком. Потом нам подсказали, что лучше краба убить, очистить, и сварить уже половинки крабов - грудинки с лапами - в подсоленной воде со специями. На специи я не согласился, а с подсоленной водой - в самый раз, с предварительным убийством. Вот и теперь, ясно себе представляю, что будет на кухне твориться после этой смертельной бойни. Для умервшления краба кладут на спину, лапами вверх, и скалкой ударяют между ног! Он еще пару раз дернет ногами. И - затихает. Но брызги с него, все-таки летят, а очередной раз перекрашивать кухню перед праздником мне лень. Поэтому иду на улицу.
Идет дождь. Темно, сыро и холодно. Но на какие жертвы не пойдешь ради праздника. Бью крабов потихоньку, и на кучку складываю. Наконец с этим покончено. Перебираюсь на кухню. Теперь предстоит отделить половинки с грудками и лапками от панциря с потрохами. Отделяю, складываю в большое ведро. Вот оно уже и полное.
Я прихожу в ужас.
Два десятка крабов - очищенных и потрошенных - обычно наполняют это ведро. Но в этот момент коробка моя - с остальными крабами - освободилась едва ли на треть.
Не верю глазам своим.
Пересчитываю половинки в ведре. Тридцать шесть. Восемнадцать, то есть, крабов. Крабы, в самом деле - просто звери.
Спрашивается - сколько же их в коробке???
Ведь я заказывал - двадцать!!!
Делать нечего. Начинаю варку. А ведь надеялся сегодня еще и выспаться. Ради полноценного сна, кстати, на океан не поехал даже. Теперь же, в лучшем случае, я освобожусь к полуночи.
И тут на меня снисходит озарение. Я вспоминаю, что отгрузкой крабов руководил тот самый мекс, который отпускал мне рыбные стейки.
Достаю бутылку перцовки...

На праздник гости мои довольные расходятся домой с "подарками".
Каждому присутствующему вручили мы по пакету варенных крабов.

[Кот Пушок]

Извини Кот Пушок, что залезаю в твоё тему, но уж больно твоё общение с персоналом в китайком супермаркете напомнило мою историю (http://forum.russianamerica.com/f/showpost.php?p=1026289&postcount=93) там же.
P.S. Я потом уберу етот пост

Зачем же убирать пост?
Гостям я рад:cheer:

И историю почитаю.

[Кот Пушок]

Ну, видать мне с крабами повезло больше:D :D :D

[viktorsabade]

Миша - Ю тоже писал...:kos:
однако вот леволиберали его доконали...
к стати Мишу ни кто не видел?

[Aurbo]

к стати Мишу ни кто не видел?
я видела его на форуме неделю или около того назад. Послалa ему в репу "Привет!" .Не ответил. Он читает, но не пишет здесь более.

[viktorsabade]

я видела его на форуме неделю или около того назад. Послалa ему в репу "Привет!" .Не ответил. Он читает, но не пишет здесь более.
жаль однако. мне его не хватает. по началу шокировал а теперь не хватает:cool:

[Кот Пушок]

Листаю газету. От нечего делать.
Просто сижу, и листаю.
На одной из страниц попдается фотография модели парусника, какого-то старинного корабля. Пишут, модель выполненна капитаном таким-то.
Флотоводцы... Люди мужественной профессии.
Видимо сама нелегкая жизнь откладывает своеобразный отпечаток на воображение их, в подобном творчестве выражаемое...


В нашем роду флотоводцев небыло.
Всё какие-то профессии - далёкие от романтики.
Отец мой служил во флоте - в войну, но радистом, и большую часть свей службы провёл в подземельях Крондштадта. Конечно, во флоте все профессии важны и нужны, а уж без радио флот не был бы современным никак, но меня в детстве очень удручало то обстоятельство, что мой отец не был штурманом. Тогда я еще не утруждал себя вопросом - а если бы мой отец был штурманом в войну - был ли бы сейчас я...
Видимо, от отца мне передалось - был я радиолюбителем, в какой-то мере им и остался, жаль, все на микросхемы перешли, а в них уже нет духа - того духа и той мистики,- которые были присущи устройствам, с которыми я делал свои первые шаги.
А море меня влекло всегда.
С мореходкой не получилось...
Были даже мысли - всё забыть, всё бросить - и уйти... Но, к счастью, всё сложилось так, как есть.

В 9-ом классе мне на 23-е Февраля девочка подарила книгу - автор Ю.Клименченко, если не ошибаюсь, называлась она "Корабль идёт дальше".
Этот подарок мне стал весьма памятным.
Дело в том, что наш 9-ый составился - волею случая - из "неудачников", не сумевших в техникумы поступить, не устроившихся за лето на работу беспросыпных двоечников, (в те годы можно было на завод "учеником" токаря пристроиться) и спортсменов. Сложилось как-то так.
При всем этом построили в микрорайоне новую школу, с прицелом, так сказать, на будущее, а учеников нехватало, и часть учащихся, которые поздно подали челобитные в 9-ый класс, перевели в новую школу, как водилось, недокрашенную, недоштукатуренную местами, и пр.
Укомплектовали новую школу и частью преподовательского состава из "старой" школы.
И вот, в таком вот разношерстном калссе - 9В, оказалось парней 12, а девочек - 36.
Представьте себе, как нам, мущщинам пришлось на 8-е марта "отдуваться"...
Почему мне все это памятно?..
Видимо потому, что нам всем подарили книги...
Очевидно, в одном книжном магазине купленные.
Но в моей книге оказалось нечто - обычно волнющее в 15-16 лет.
К тому же, я никогда еще с девочкой до этого не встречался. (Если не считать прогулок после тренеровки или после школы - домой, с ношением Её портфеля)
Что-то, тем не менее, этот подарок сделало особенным. И даже мои одноклассники-мальчишки заметили это.

Эк, какое лирическое отступление :D

Книга эта, мне подаренная, была написана Капитаном дальнего плавания, в ту пору пенсионного уже возраста, изложенно в ней все было в виде мемуаров, с "прозрачными намёками" на предвоенную и послевоенную пору.
Началась война, а автор книги был в море, из Ленинграда в Киль вёл траспорт с хлебом. Причем приказа повернуть обратно - не поступило, они прибыли в порт назначения, где и были интернированы.
Как бы хлеб этот пригодился в блокадном городе!!!

Моя мама читала эту книгу со слезами.
Женщина Старой Школы, ничего не признававшая, кроме классиков, именно этой книгой увлеклась настолько, что перечитывала её несколько раз, постоянно впрочем, упрекая писателя - то за слог, то за что-то еще, её литературному иделу несоответсвуещее.



Пора, наконец, мне перейти к изложению "сути дела" :)

А суть проста.

Когда я увидел снимок кораблика, в газете опубликованный, я вспомнил случай, описанный в той книге.
Автору её пришлось, будучи студентом мореходки, помагать преподавателю, который был очень большим букой, строить модель парусника...

[Кот Пушок]

Есть у меня опыт - домашнего копчения в отдельно взятой квартире, на 6-ом этаже 9-ти этажного дома...

Дело было давно.

Тогда у меня не только еще не было детей и я, естественно, был холост и молод, но и сам я еще был, можно сказать, ребенком.
Но уже довольно взрослым. По-крайней мере, я уже работал и аккуратно отдавал маме не пропитую часть зарплаты.
То, о чем я сейчас расскажу, случилось в период моего междоучения. То есть, меня из одного института выгнали, а в другой я еще не поступил.
Вот и коротал я время в поисках всяческих приключений в свободное от работы время.
В один из таких дней я купил маме скороварку. Была за ними ужасная очередь в магазине.
Надо сказать, что маме моей скороварка не понравилась. Как и большинство из моих затей юности. Мама моя была убежденной сторонницей традиционных технологий приготовления пищи и напрочь отрицала всякие изобретения общества развитого социализма.
Долго ли, коротко ли, скороварка, мною с таким трудом добытая, начала пылиться в кладовке, и пытливый мой ум начал помышлять о том, как бы ее к делу пристроить.
В монтажной бригаде, в которой я приобретал первые навыки взрослой жизни, был один тип. Очень опытный тип. Не смотря на молодость свою - ему было где-то около тридцати, он исколесил пол-страны, побывав на всех "стройках века". Правда, россказням его мало кто верил, дело в том, что все комсомольско-партийные руководители "строек века" были или его друзьями, или одноклассниками, при чем его самого со строек этих неуклонно выгоняли буквально в течении месяца, и поводы тому находились.

Ну, да ладно.

Еще дело в том, что тип этот знал во всех тонкостях, как, и из чего, и при каких обстоятельствах гонят самогон и прочие напитки на всех необъятных просторах нашего бывшего Единого и Нерушимого.
Эти сведения, им передаваемые, хотя и встречали определенного свойства насмешки, но, тем не менее, насмехавшимся, как говорится, крыть было нечем, и, волею или неволею, с ним или соглашались, или просто уходили от разговора.

Этот самый тип, во время очередной попойки, меня и надоумил, как, значит, скороварку к народному хозяйству пристроить.

На дно скороварки мне было рекомендовано насыпать опилок.
Поверх опилок установить решетку, которую он сам мне и сварил из нержавеющих электродов.
Поверх решетки этой рекомендовано было помещать рыбу или мясо - предварительно посоленные.
Далее, крышка плотно закрывалась - она была герметичной конструкции у скороварок, если вы помните, а клапан, предназначавшийся для сброса пара, при избыточном давлении внутри скороварки - удалялся. На его место ввинчивалась трубка, на которую крепился резиновый шланг. Шланг этот выводился в душник под потолком на кухне, а скороварка ставилась на очень медленный огонь.

Все. Можно было коптить.

Этим я и занялся на досуге, предварительно сообразив, когда мама будет во второй смене, а, значит, некому будет подвергнуть острой критике мои научные эксперименты.
За не имение осетрины, купив в гастрономе мойвы, посолив ее крупной солью, и снарядив скороварку всем необходимым, я начал процесс.
Не поленившись, я поднялся на крышу 9-ти этажки, и, к великому удовольствию своему заметил, что над выходом кухонного душника нашего подъезда вьется нежный сизоватый дымок, с привкусом горелых опилок, а, значит, из моей "коптильни".
Спустившись на кухню, я дополнительно проверил все устройство, и заверил себя, что все идет по плану.
Дело было примерно в сентябре.
Погода еще стояла жаркая, и вечером двери и окна у всех соседей были открыты, создавая непредсказуемые потоки воздуха.
Именно на это обстоятельство я и списываю - по сей день - неудачу моего Первого Копчения.
Примерно через час, после начала процесса, из кухонного душника в квартире этажом ниже повалил густой дым.
Прелестная старушка, жившая там, естественно, не знала о моих естество-испытаниях, и решила, что начался пожар, о чем она и оповестила весь подъезд громогласным воплем.
На беду, в ее квартире был уже в то время установлен телефон.
Она вызвала пожарных.
Телефон, кстати, был и у нас, но позвонить пожарным, и во всем чистосердечно признаться, надо сказать, у меня не хватило духу.
Но делать было нечего.
Надо было находить выход из сложившейся ситуации.
Я быстро, без паники, отсоединил шланг.
Дым из скороварки в этот момент, повалил, естественно, на мою кухню.
Поняв, что дело принимает не выгодный для меня оборот, я, обжигая руки, сорвал со скороварки герметическую крышку, и все это чудо техники, вместе с нержавеющей решеткой, опилками и рыбой, поместил под струю воды.
За этим занятием и застал меня пожарный, стучавшийся в дверь.
Электричество они в подъезде отключили, и звонки уже не работали.
Увидев мою задымленную рожу, и проверив квартиру на предмет выявления очагов возгорания, пожарную тревогу отменили.

На следующий день, тип этот, который меня надоумил заняться домашним копчением, под истерический хохот всей бригады, сообщил мне, что виноват во всем этом - я, так как мойву надо было коптить минут двадцать, не более...

Надобно, справедливости ради, особо отметить, что опыт этот был мною повторен, и прошел в тот раз уже довольно успешно.
Дело было в мою бытность в Армии, в квартире моего командира взвода, на пятом - и последнем - этаже офицерского дома.
В этот раз обошлось только небольшим задымлением его кухни и визгом его жены, а в остальном - опыт удался.
Скороварка его жены, естественно, к традиционной готовки пищи после этого больше не применялась.
Но к тому времени я уже демобилизовался...

[Кот Пушок]

Утро началось со зловещего предзнаменования.
Позвонил Толян, пригласил на мальчишник. На вопрос, кто еще будет, сказал, что будет Артур. Ну, если мы втроем… Они – люди творческих профессий – Толик – художник, Артур – оперный певец, я – всю жизнь проработал в индустрии, а это опасная смесь, и наши встречи всегда оканчиваются трагически.
Напиваться с утра не хотелось, да и осень, грибная пора на дворе, я, на сколько мог вежливо, отказался.
Через пол-часа звонит Артур, идея – та же..
Я настойчиво и вежливо отказываюсь, и, в свою очередь, приглашаю их поехать по грибы.
Артур соглашается, звоним Толяну, и спустя час приключения начались.
Они, едучи ко мне, успели уже ”хряпнуть”. Завтракаем, яичница-закуска, я умеренно пью – за руль садиться, мои друзья – теплыми грузятся в машину.
Едим. Толян усыпает. К счастью. Парить мозги не будет.
Прибываем на место, он тут же, проснувшись, откупоривает бутылку. Он обладает удивительной способностью их находить.
Закуска – самая мизерная. Благо – горный воздух.
Выходим ”на тропу”. Я иструктирую, какие грибы берем, какие – нет.
За час – 3 20-ти литровых пластиковые ведра – полные. В том году в этих краях для грибника был рай.
Тут Толяну вспоминает мой рассказ о медвежьем уголке. В районе, где мы собираем грибы, есть черные медведи, и, почти гарантированно на одной из гор их увидеть. Мы садимся в машину, и едем – выше. В горы.
По дороге Толян открывает еще одну.
Но вот – приехали.
Осмотрелись – медведей нет. Я прислушался, насколько мне позволял пьяный базар моих друганов, ни чего и ни кого. И, сойдя с дороги в лес – я чуть не падаю – передо мной яркая полоса лисичек.
Выволакиваю из машины собутыльников. Начинаем собирать лисички.
Толян ворчит – ему здорово хотелось увидeть медведя, а тут такое разочарование.
-Где ты тут их видел – нет их здесь ни хрена.
Я не пытаюсь оправдываться – что поделать, моя вина.
Место красивейшее, сосны высокие, но склон – оч-ч-чень крутой, трезвому ходить – и то трудно. Ведро Толянa - собирали 3 раза.
Он и сам на ногах был не тверд, а ведро oстойчивости ему никак не добавляло.
Потеряв в очередной раз равновесие, естественно, перед тем вывернув ведро, он со всего маху сел в… кучку медвежьего навозу.
Я принимаю решение выдвигаться в сторону дома. Во избежание бед грядущих.
Толян держится, по-всей видимости, другого мнения, однако у него начались проблемы с возможностью членораздельно выражаться, и мы с Артуром благоговейно берем его под руки, воздвигаем из кучки медвежьего дерьма, и пытаемся вести по горному склону, в очередной раз опрокидывая его ведро. Естественно, на этот раз валимся все втроем. Поднимаемся, собираем вывернутые грибы, Артур остается ”на стреме”, я уношу ведро в машину, и подготавливаю транспортное средство к перевозке Толикового телесе.
Возвращаюсь – Артура нет.
Орать в лесу я не любитель, люблю и уважаю тишь природы, однако, на этот раз – пришлось. Оказалось, Артур решил пойти помочь мне, но перепутал направления – ориентировался, естественно, по-солнцу.
Благо день был пасмурный, солнца он не видел, и просто ходил по кругу.
Мы берем Толянa за руки-ноги и, кряхтя и пыхтя выдвигаемся к машине.
После придания телу безопасного положения, направляемся к Артуровой резеденции. Добрались благополучно. Коллективом в уменьшенном составе принимаем решение грибы засолить.
Тут просыпается Толян и начинает парить мозги. Приходится выпить еще. И потом….

Утром просыпаюсь первый. У меня дома. Спускаюсь вниз – на диване спит Артур. На столе – математические расчеты. Начинаю их читать, обнаруживаю, что речь шла о колличестве соли, необходимой для засолки грибов. В гараже – пустые бутылки и… посоленные грибы. В большой эмалированной кастрюле. Начинаю соображать, кто их солил.
Звонит телефон. Толян. Сейчас приедет.
Бужу Артура.
Вместе пытаемся склеить обрывки воспоминаний о дне вчерашнем.
Грибы, оказывается, солил я.
Садимся завтракать.
Жаренные грибы не лезут.
Вообще – ничего не лезет.
Кое-как опохмеляемся.
Я беру в руки матеметические выкладки.
Почему-то мне пришло в голову вычислять колличество соли для засолки грибов через корень квадратный.
Понемногу обретаю способность мыслить. И обнаруживаю, что соль, если она была положенна в грибы в соответствии с расчетом, то ее – как минимум - в два раза больше, чем подсказывает здравый смысл.
-Ничего, - говорит Артур. Больше водки под грибы пойдет.