AlexQ
09-06-2004, 12:57 PM
http://www.gazeta.ru/comments/expert/166708.shtml
Георгий Сатаров
Президент фонда ИНДЕМ
Можно ли извлечь уроки из трагедии?
Вы верите, что эта власть будет по-настоящему бороться с коррупцией? Вы не верите? Вы говорите, что это означает бороться с самим собой? Согласен!
Страшная трагедия, беспрецедентная для мирной истории России, переживаема сегодня нами. Мы стараемся забыть ужасающие картины и с тревогой заглядываем в завтрашний день. Скорбя вместе с жителями Беслана, мы обязаны думать о будущем. Терпя боль, мы должны думать о болезни, о том, каков диагноз и каково в связи с этим лечение. Именно так: успешность лечения зависит от точного диагноза. Да и врачи умелые пригодятся.
Попыткам диагноза и различным рецептам в последние дни не было счета. В этом упражнялись все кто мог. Но самое главное, что нас должно интересовать, – как российские власти понимают нынешнюю ситуацию и как они видят выход из нее. Главным диагностиком и врачом социальных болезней нашей страны мы числим президента. Поэтому именно его высказывания и действия представляют наибольший интерес. Хорошей основой для этого является обращение, с которым В. В. Путин выступил четвертого сентября по телевидению.
В самом начале текста бросается в глаза фраза, выделяющаяся точностью и актуальностью: "Мы живем в условиях […] не соответствующей состоянию и уровню развития общества политической системы". Не в бровь, а в глаз! Действительно, последние семь-восемь лет характеризуются катастрофическим отставанием политического класса от общества, которым он пытается управлять. Граждане гораздо быстрее адаптируются и к рыночной экономике, и к демократическим институтам. В противовес этому мы видим сворачивание федерализма, уничтожение разделения властей, ограничение свободы слова, полную дискредитацию свободных выборов.
Верно и другое. Диагностированное Путиным полное несоответствие российскому обществу созданной тем же Путиным политической системы является одной из фундаментальных причин бесланской трагедии. Ведь именно отсутствие общественного и политического контроля над властью способствовало и огромному росту коррупции в стране, и беспределу, творимому федеральными силами на территории Чечни.
Обращение президента Путина характерно и полным отсутствием попыток свалить все на своего предшественника. Дело, конечно, не в фактической и исторической несостоятельности подобных обвинений. Гораздо труднее противостоять постоянным доброхотам, "подбрасывающим" подобные простые и удобные решения.
На этом позитивные наблюдения заканчиваются.
Три тенденции доминируют в обращении: первая – поиск причин трагедии не в себе, не в собственной политике, а во внешних обстоятельствах. Вторая – ориентация на поиск простых объяснений. Третья – реактивность планируемой политики.
Простой внешний диагноз: на страну напали, России объявлена война международным терроризмом. Сразу возникает вопрос: а когда произошло нападение? Действительно ли 1 сентября 2004 г.? А может быть, это произошло 21 августа того же года, когда бандиты снова вошли в Грозный? Или еще раньше, когда напали на Ингушетию? Или вообще в 1997 или 1995 г.? Когда на страну неожиданно нападает враг, то возникает и другой естественный вопрос к руководству страны: а как вы это допустили?
Тезис о войне очень удобен власти: война все спишет. Можно (ведь ясно, что "война" – это метафора), не объявляя военного положения, закручивать гайки; можно призывать к единению ("идет война народная…"), а всякого критикующего власть называть врагом народа. "На страну напали" означает, что к нам больше не применимо неудобное определение, характеризующее действия федеральных сил в Чечне: "война против собственного народа". Более того, раз враг внешний, то нет нужды анализировать собственную политику в Чечне. Путин и не делает этого. Этого не было во время парламентских выборов, во время президентских. Чеченская политика властей – зона самой строгой антиконституционной цензуры, практикуемой путинским режимом. Этого нет и сейчас.
Но тяжелую болезнь не вылечить запретом говорить о ней. Болезнь только увеличивается. Именно это мы сейчас и переживаем.
Еще один способ поиска простых объяснений – теория заговора. Не слишком закомуфлированно президент в своем обращении намекает, что за международным терроризмом, неожиданно обрушившимся на Россию, стоит Запад, все еще опасающийся нашего ядерного потенциала. Теория заговора сродни каннибализму: разоблачитель заговора надеется, что в процессе разоблачения (читай – съедения) бдительному разоблачителю перейдут мудрость и хитрость коварного врага.
Теория заговора не опровергаема. Если указать разоблачителю на факты, противоречащие его теории, то в ответ услышите: "Видите, как он коварен, как он маскирует свои истинные намерения". Так и в нашем случае: если напомнить нашим разоблачителям об одиннадцатом сентября, то в ответ легко услышать версию, согласно которой трагедия на Манхэттене – дело рук американских спецслужб.
Ну, насчет этих спецслужб нам не привыкать. Они ведь и Советский Союз развалили, и Карфаген разрушили. Как удобно иметь такое пугало! На него ведь можно списать и повальную коррупцию, и непрофессионализм, и простое скудоумие.
Конечно, про коррупцию Путин тоже не забыл. Интересная закономерность: президент вспоминает про нее всякий раз, когда ситуация воспринимается им как кризисная. Последний раз подобное случилось, когда наивысшего накала достигла дискуссия вокруг дела ЮКОСа. Это было незадолго до парламентских выборов. Именно тогда Путин произнес: "Не надо истерик!" – и пообещал начать борьбу с коррупцией.
Вскоре был образован Совет по противодействию коррупции при президенте. Все, что он успел сделать по сию пору, так это назначить своим председателем М. Касьянова. Все!
Вы верите, что эта власть будет по-настоящему бороться с коррупцией? Вы не верите? Вы говорите, что это означает бороться с самим собой? Согласен!
Теперь снова коррупция использована в качестве объяснения. Это удобно не только потому, что это во многом верно. Не ясно только, почему речь идет о коррупции в судах и силовых структурах. А в правительстве, в администрации президента коррупции нет? Такое объяснение удобно тем, что оно легко будет принято гражданами. Оно удобно, поскольку потом можно будет найти пару лейтенантов в милицейской форме и районного судью, объявить их оборотнями и на этом все закончится до следующего кризиса. Так уже было. Не сомневайтесь, на ближайших митингах, организованных властью, мы увидим лозунги "Долой коррупцию!".
Теперь посмотрим, что же президент намерен сделать для предотвращения террористической угрозы. Президент считает необходимым "создать гораздо более эффективную систему безопасности, потребовать от наших правоохранительных органов действий, которые были бы адекватны уровню и размаху появившихся новых угроз". Здесь подразумевается, что у нас уже существует "более эффективная система", но этого недостаточно, поэтому нужна та, которая "гораздо".
Это замечательно, но непонятно, что побудит правоохранительные органы на "требование" этой системы.
Далее предлагается мобилизовать нацию. Тоже неплохо. Но кто ее будет мобилизовывать? Марионетки Кремля в Ингушетии и Чечне, которые уже продемонстрировали свою самоотверженность и эффективность во время бесланской трагедии? Может быть, это сделает партия "Единая Россия"? Может быть, правоохранительные органы, полностью утратившие доверие граждан? Президент полагает, что это может сделать гражданское общество. Не то ли гражданское общество, которое он заклеймил в своем ежегодном послании Федеральному собранию?
Свою роль В. Путин видит в реализации следующих мер: "подготовить комплекс мер, направленных на укрепление единства страны", "создать новую систему взаимодействия сил и средств, осуществляющих контроль за ситуацией на Северном Кавказе", "создать эффективную антикризисную систему управления, включая принципиально новые подходы к деятельности правоохранительных органов".
Два последних пункта являются традиционно неконкретными переформулировками прежних решений, появлявшихся после прошлых крупных террористических актов. Их эффективность мы имеем возможность наблюдать.
Что касается мер по обеспечению единства страны, то не очень понятно, на что были потрачены предшествующих пять лет. Ведь еще в первом своем послании президент сетовал: "Мы живем в децентрализованной стране!" После этого все было брошено на обеспечение централизации. Единство – это что-то новое? Хочется знать заранее – это столь же эффективно и продуктивно?
В этот сложный момент я рискую заработать клеймо отщепенца, который своими критическими измышлениями препятствует всеобщей мобилизации и полному единству. Намерен делать это и впредь. Я люблю свою страну, и я сделаю все возможное, чтобы не допустить единению лжи, воровства, скудоумия и пофигизма, торжествующих в сегодняшней федеральной власти.
Я сочувствую президенту России – ему приходится руководить страной в крайне тяжелых условиях. И, как всякий гражданин страны, я хотел бы, чтобы президент и вся власть были адекватны тем вызовам, с которыми сталкивается Россия. Но для этого нужны кардинальные изменения. Нужно забыть этот набивший оскомину тезис о сильной власти. Не пора ли вспомнить об умной власти? Надо отказаться от контрпродуктивной мысли о том, что "жизнь на самом деле очень простая штука". Простота хуже воровства. Особенно сейчас – простота убийственна. Жизнь сложна. И если власть не понимает этого, то ей надо хотя бы понимать, что она этого не понимает. Наконец, пора открыть глаза и оглянуться. Страна – не "орден меченосцев". Россией нельзя управлять как диверсионной группой или воровской шайкой. Шанс в том, что трагедия в Беслане заставляет пересмотреть эти порочные принципы. Если этого не сделать сейчас – будет поздно.
Георгий Сатаров
Президент фонда ИНДЕМ
Можно ли извлечь уроки из трагедии?
Вы верите, что эта власть будет по-настоящему бороться с коррупцией? Вы не верите? Вы говорите, что это означает бороться с самим собой? Согласен!
Страшная трагедия, беспрецедентная для мирной истории России, переживаема сегодня нами. Мы стараемся забыть ужасающие картины и с тревогой заглядываем в завтрашний день. Скорбя вместе с жителями Беслана, мы обязаны думать о будущем. Терпя боль, мы должны думать о болезни, о том, каков диагноз и каково в связи с этим лечение. Именно так: успешность лечения зависит от точного диагноза. Да и врачи умелые пригодятся.
Попыткам диагноза и различным рецептам в последние дни не было счета. В этом упражнялись все кто мог. Но самое главное, что нас должно интересовать, – как российские власти понимают нынешнюю ситуацию и как они видят выход из нее. Главным диагностиком и врачом социальных болезней нашей страны мы числим президента. Поэтому именно его высказывания и действия представляют наибольший интерес. Хорошей основой для этого является обращение, с которым В. В. Путин выступил четвертого сентября по телевидению.
В самом начале текста бросается в глаза фраза, выделяющаяся точностью и актуальностью: "Мы живем в условиях […] не соответствующей состоянию и уровню развития общества политической системы". Не в бровь, а в глаз! Действительно, последние семь-восемь лет характеризуются катастрофическим отставанием политического класса от общества, которым он пытается управлять. Граждане гораздо быстрее адаптируются и к рыночной экономике, и к демократическим институтам. В противовес этому мы видим сворачивание федерализма, уничтожение разделения властей, ограничение свободы слова, полную дискредитацию свободных выборов.
Верно и другое. Диагностированное Путиным полное несоответствие российскому обществу созданной тем же Путиным политической системы является одной из фундаментальных причин бесланской трагедии. Ведь именно отсутствие общественного и политического контроля над властью способствовало и огромному росту коррупции в стране, и беспределу, творимому федеральными силами на территории Чечни.
Обращение президента Путина характерно и полным отсутствием попыток свалить все на своего предшественника. Дело, конечно, не в фактической и исторической несостоятельности подобных обвинений. Гораздо труднее противостоять постоянным доброхотам, "подбрасывающим" подобные простые и удобные решения.
На этом позитивные наблюдения заканчиваются.
Три тенденции доминируют в обращении: первая – поиск причин трагедии не в себе, не в собственной политике, а во внешних обстоятельствах. Вторая – ориентация на поиск простых объяснений. Третья – реактивность планируемой политики.
Простой внешний диагноз: на страну напали, России объявлена война международным терроризмом. Сразу возникает вопрос: а когда произошло нападение? Действительно ли 1 сентября 2004 г.? А может быть, это произошло 21 августа того же года, когда бандиты снова вошли в Грозный? Или еще раньше, когда напали на Ингушетию? Или вообще в 1997 или 1995 г.? Когда на страну неожиданно нападает враг, то возникает и другой естественный вопрос к руководству страны: а как вы это допустили?
Тезис о войне очень удобен власти: война все спишет. Можно (ведь ясно, что "война" – это метафора), не объявляя военного положения, закручивать гайки; можно призывать к единению ("идет война народная…"), а всякого критикующего власть называть врагом народа. "На страну напали" означает, что к нам больше не применимо неудобное определение, характеризующее действия федеральных сил в Чечне: "война против собственного народа". Более того, раз враг внешний, то нет нужды анализировать собственную политику в Чечне. Путин и не делает этого. Этого не было во время парламентских выборов, во время президентских. Чеченская политика властей – зона самой строгой антиконституционной цензуры, практикуемой путинским режимом. Этого нет и сейчас.
Но тяжелую болезнь не вылечить запретом говорить о ней. Болезнь только увеличивается. Именно это мы сейчас и переживаем.
Еще один способ поиска простых объяснений – теория заговора. Не слишком закомуфлированно президент в своем обращении намекает, что за международным терроризмом, неожиданно обрушившимся на Россию, стоит Запад, все еще опасающийся нашего ядерного потенциала. Теория заговора сродни каннибализму: разоблачитель заговора надеется, что в процессе разоблачения (читай – съедения) бдительному разоблачителю перейдут мудрость и хитрость коварного врага.
Теория заговора не опровергаема. Если указать разоблачителю на факты, противоречащие его теории, то в ответ услышите: "Видите, как он коварен, как он маскирует свои истинные намерения". Так и в нашем случае: если напомнить нашим разоблачителям об одиннадцатом сентября, то в ответ легко услышать версию, согласно которой трагедия на Манхэттене – дело рук американских спецслужб.
Ну, насчет этих спецслужб нам не привыкать. Они ведь и Советский Союз развалили, и Карфаген разрушили. Как удобно иметь такое пугало! На него ведь можно списать и повальную коррупцию, и непрофессионализм, и простое скудоумие.
Конечно, про коррупцию Путин тоже не забыл. Интересная закономерность: президент вспоминает про нее всякий раз, когда ситуация воспринимается им как кризисная. Последний раз подобное случилось, когда наивысшего накала достигла дискуссия вокруг дела ЮКОСа. Это было незадолго до парламентских выборов. Именно тогда Путин произнес: "Не надо истерик!" – и пообещал начать борьбу с коррупцией.
Вскоре был образован Совет по противодействию коррупции при президенте. Все, что он успел сделать по сию пору, так это назначить своим председателем М. Касьянова. Все!
Вы верите, что эта власть будет по-настоящему бороться с коррупцией? Вы не верите? Вы говорите, что это означает бороться с самим собой? Согласен!
Теперь снова коррупция использована в качестве объяснения. Это удобно не только потому, что это во многом верно. Не ясно только, почему речь идет о коррупции в судах и силовых структурах. А в правительстве, в администрации президента коррупции нет? Такое объяснение удобно тем, что оно легко будет принято гражданами. Оно удобно, поскольку потом можно будет найти пару лейтенантов в милицейской форме и районного судью, объявить их оборотнями и на этом все закончится до следующего кризиса. Так уже было. Не сомневайтесь, на ближайших митингах, организованных властью, мы увидим лозунги "Долой коррупцию!".
Теперь посмотрим, что же президент намерен сделать для предотвращения террористической угрозы. Президент считает необходимым "создать гораздо более эффективную систему безопасности, потребовать от наших правоохранительных органов действий, которые были бы адекватны уровню и размаху появившихся новых угроз". Здесь подразумевается, что у нас уже существует "более эффективная система", но этого недостаточно, поэтому нужна та, которая "гораздо".
Это замечательно, но непонятно, что побудит правоохранительные органы на "требование" этой системы.
Далее предлагается мобилизовать нацию. Тоже неплохо. Но кто ее будет мобилизовывать? Марионетки Кремля в Ингушетии и Чечне, которые уже продемонстрировали свою самоотверженность и эффективность во время бесланской трагедии? Может быть, это сделает партия "Единая Россия"? Может быть, правоохранительные органы, полностью утратившие доверие граждан? Президент полагает, что это может сделать гражданское общество. Не то ли гражданское общество, которое он заклеймил в своем ежегодном послании Федеральному собранию?
Свою роль В. Путин видит в реализации следующих мер: "подготовить комплекс мер, направленных на укрепление единства страны", "создать новую систему взаимодействия сил и средств, осуществляющих контроль за ситуацией на Северном Кавказе", "создать эффективную антикризисную систему управления, включая принципиально новые подходы к деятельности правоохранительных органов".
Два последних пункта являются традиционно неконкретными переформулировками прежних решений, появлявшихся после прошлых крупных террористических актов. Их эффективность мы имеем возможность наблюдать.
Что касается мер по обеспечению единства страны, то не очень понятно, на что были потрачены предшествующих пять лет. Ведь еще в первом своем послании президент сетовал: "Мы живем в децентрализованной стране!" После этого все было брошено на обеспечение централизации. Единство – это что-то новое? Хочется знать заранее – это столь же эффективно и продуктивно?
В этот сложный момент я рискую заработать клеймо отщепенца, который своими критическими измышлениями препятствует всеобщей мобилизации и полному единству. Намерен делать это и впредь. Я люблю свою страну, и я сделаю все возможное, чтобы не допустить единению лжи, воровства, скудоумия и пофигизма, торжествующих в сегодняшней федеральной власти.
Я сочувствую президенту России – ему приходится руководить страной в крайне тяжелых условиях. И, как всякий гражданин страны, я хотел бы, чтобы президент и вся власть были адекватны тем вызовам, с которыми сталкивается Россия. Но для этого нужны кардинальные изменения. Нужно забыть этот набивший оскомину тезис о сильной власти. Не пора ли вспомнить об умной власти? Надо отказаться от контрпродуктивной мысли о том, что "жизнь на самом деле очень простая штука". Простота хуже воровства. Особенно сейчас – простота убийственна. Жизнь сложна. И если власть не понимает этого, то ей надо хотя бы понимать, что она этого не понимает. Наконец, пора открыть глаза и оглянуться. Страна – не "орден меченосцев". Россией нельзя управлять как диверсионной группой или воровской шайкой. Шанс в том, что трагедия в Беслане заставляет пересмотреть эти порочные принципы. Если этого не сделать сейчас – будет поздно.