Evgeny-Fokin
11-05-2007, 08:40 AM
Написано год назад в эту самую ночь, после двух бутылок красного Испанского вина. Редактировать не стал, орфографию и грамматику менять не стал. Здесь выложена половина текста, вторую выложу ежели станет интересно.
Выйдя из метро «московская» пара студентов уверенно направилась к фонтанам, которые били с двух сторон от уже почти забытого, но до сих пор величественного памятника былой эпохи; огромная, восьми метровая бронзовая статуя Ленина уже много лет как стоит напоминанием о былых ошибках и бедах. Впрочем, студенты её вовсе не замечали они спокойно сели у её подножия на свои рюкзаки и начали пить пиво, ведя разговор о девушках и декане, который ну просто о-о-очень нехороший человек. (Они использовали несколько иные слова, но не будем рисковать и дразнить редакторов и цензуру).
Девушки, которых они ждали, опаздывали, поэтому вскоре их разговор перешел на экзамен по истории, а с него на памятник под которым они сидели. Уже пятнадцать лет как строй закончился, а его до сих пор не сняли, стоит и пользы не приносит, зачем только вид портит правильно я говорю Серега» говорил студент, одетый в косуху и старые казаки, «да Феликс, ты прав» согласился он. Тогда Феликс встал и рисуясь, начал изображать из себя Пушкинского героя.
Встав в позу и погрозив статуе пальцем, он произнес «ужо тебе, строитель коммунизма». Посмеявшись, они заметили спешащих к памятнику, девушек и подняв рюкзаки, пошли к ним на встречу. Сев на подошедшую маршрутку они скрылись в лабиринтах улиц.
Дальше день прошел обычно, а вечером на московском стало удивительно мало машин, к двенадцати на московской площади не было никого, будто этот район совершенно обезлюдил. Тогда бронзовый Ленин шевельнулся и, посмотрев по сторонам поскреб себе затылок. Потом медленно поразминав ноги стал, примерятся, как бы спрыгнуть с пьедестала. Земля задрожала и взвыли сигнализации в радиусе двух километров, когда многотонная статуя спрыгнула с пьедестала. Ленин огляделся, пытаясь вспомнить в какую сторону отправился его обидчик, но вспомнить он не смог, поэтому вышел на московский проспект и тяжело шагая, пошел в сторону московского шоссе. В конце концов у него были дела и поважнее чем наказывать буржуя-молокососа. По дороге он пинал иномарки, так что те пролетали значительное расстояние. Выйдя на развилку, киевского и московского шоссе он ещё раз почесал затылок, потом, заметив, что в правой руке до сих пор сжимает смятую кепку, расправил её и, надев на голову пошел в сторону Пулково…
Через полчаса с третьей полосы Пулково 2 взлетел Боинг и взяв курс на Москву, исчез в дали. Начальник аэропорта, да и остальные служащие ещё 2 часа стояли не двигаясь и смотря в сторону куда улетел самолет. Опомнившись, начальник аэропорта понял, что он так и не зажег сигарету, и закурив побежал звонить в ФСБ…
Осенний ветер гулял по улицам провинциального города Струги-Красные, разноцветные листья кружились и падали, засыпая ноги небольшого памятника Ленину, который неведомо какими судьбами оказался на небольшом садовом участке, рядом с огородом. К его кепке была привязана веревка для сушки белья. Много лет он простоял в этом дворике, его перекрашивали, сушили на нем белье, а голуби считали его лучшим местом для справления своих весьма гадких нужд. Когда в доме, старые часы с пробили двенадцать он пошевелился и подняв руку сорвал ненавистную веревку, и сломав забор вышел на дорогу. Поскрипывая, он шел в центр города, внезапно он остановился услышав стук, это бюст Ленина, стоявший во дворе наискось через дорогу, свалился со своего пьедестала и покатился следом за ним. Дойдя до центра города, он подошел к такси, которое обычно ждет задержавшихся деревенских жителей и отвозит их за неумеренную плату домой, и нагнувшись глухим, скрежещущим голосом, произнес «Товагищь от имени политбюго пгиказываю вам отвезти меня и его» он показал на бюст, «во Псков в аэгопогт». Не дожидаясь ответа он засунул бюст на заднее сиденье и сел спереди…
На одной из псковских площадей стоял огромный постамент, достойный скульптур работы Церетели. Памятник на нем же был высотой немногим больше метра и с такой маленькой, несоразмерной булавочной головкой, что издали, казалось, что это стоит человек у которого голова с яблоко. Пошевелившись, он долго не мог решится слезть с постамента, размышляя стоит ли ему вообще куда-либо идти. Он всегда очень комплексовал из-за своей внешности и сейчас ему хотелось только убить скульптора сделавшего его, но, понимая, что это невозможно, ибо скульптор давно мертв, он в нерешительности стоял на края постамента и боялся спрыгнуть. Простояв минут пятнадцать он проворчав «а чегт с ним» слез и побежал в сторону аэропорта…
Сергей Александрович Пупиков сидел за письменным столом и писал письмо в городское управление. Будучи в свое время активным комсомольцем и партийцем он не мог, успокоится и через пятнадцать лет после смены строя. Выйдя на пенсию, он продолжил писать кляузы на всех и на все, будь то водопроводчик, или малолетний сынишка соседа, по коммуналке, Сергей Александрович с равным рвением писал доносы и жалобы. Вот и сейчас он писал в градоуправление города Дзержинск, что во дворе до сих пор нет нормальных скамеек, и что кроме этого в каждом дворе хорошо бы посадить милиционера, а то молодежь своими ночными воплями достала, да ещё бы соседа хорошо посадить на пятнадцать суток, курит на лестнице и т.д. и т.п. Вдруг он почувствовал, что кто-то смотрит на него, оглянувшись, он увидел, как маленькая бронзовая фигурка Ильича, которая стояла у него на полке уже лет сорок, смотрит на него и даже улыбается. Неожиданно скульптура прыгнула к нему на стол и с важным видом начала читать его жалобу, не обращая, на застывшего с ручкой в руках Пупикова никакого внимания. Потом Ленин, обернувшись проницательно посмотрел на Сергея Александровича и важно пропищал «вегной догогой идете товагищ». После чего, спрыгнув со стола вышел из комнаты, оставив Пупикова сидеть с открытым ртом, смотрящим на свою жалобу. Впрочем, через минуту он вернулся и встав перед Пупиковым сказал «товагищ откгойте входную двегь, мне выйти надо».
Не говоря не слова Пупиков переложил засунул ручку в рот и трясущимися руками попытался её зажечь спичками, и встав пошел открывать дверь, как только шажки Ильича затихли, Сергей Александрович бросился к телефону, звонить в милицию…
Мистер Рабинсон сидел в своей лавке, торговля шла не очень бойко, интерес американцев к России либо уменьшился, либо сейчас на Брайтон Битч не лучшая погода думалось ему. Абрам Рабинович уехал в США ещё во время оттепели и открыл небольшую лавку, в которой торговал псевдорусскими сувенирами, матрешки, лапти, портреты и скульптуры вождей, которые ему делал здесь же его двоюродный брат Хаим. Получив зеленую карту он поменял фамилию на Рабинсон. Его лавка не сказать, что сильно процветала, но при этом и у него и у Хаима появились пятикомнатные квартиры в Манхеттене, загородные дома в Коннектикуте и не проходило и года, чтоб у обоих не менялись машины. Абрам был человек добросердечный и любой приезжий мог получить от него помощь и поддержку. Но сегодня почему-то ещё не было ни одного покупателя, хотя уже было четыре часа. Абрам со смехом вспоминал, как один из американский покупательрешил поинтересоваться русской культурой и на полном серьезе спрашивал его «правда ли, что композитор Чайковский был большой патриот Америки и написал увертюру двенадцатого года специально в честь американской войны за независимость?». Рабинович продолжал посмеиваться, когда странный звук заставил его насторожится. Он посмотрел на полки с фигурками вождей, все Ленины на его глазах зашевелились и по одному стали спрыгивать с полки. Потом они собрались в шеренгу, их было всего 27 штук и с серьезным видом направились к выходу. Опешив от такой наглости товара, Абрам вскочил и побежал за ними, «стойте вы куда" кричал он "за Вас не уплоченно», но последний Ильич перед тем как выскочить на улицу обернулся и прошипев «у контра недобитая» показал ему неприличный американский знак. Выскочив на улицу Рабинсон увидел, как Ленины окружили полицейского и пытаются у него отнять пистолет, а самый большой залез на крышу полицейского Форда, и скрипучим голосом кричит «товагищи осуществим геволюцию на године миговой бугжуазии»…
Все права защищены (R) Евгений Фокин.
Выйдя из метро «московская» пара студентов уверенно направилась к фонтанам, которые били с двух сторон от уже почти забытого, но до сих пор величественного памятника былой эпохи; огромная, восьми метровая бронзовая статуя Ленина уже много лет как стоит напоминанием о былых ошибках и бедах. Впрочем, студенты её вовсе не замечали они спокойно сели у её подножия на свои рюкзаки и начали пить пиво, ведя разговор о девушках и декане, который ну просто о-о-очень нехороший человек. (Они использовали несколько иные слова, но не будем рисковать и дразнить редакторов и цензуру).
Девушки, которых они ждали, опаздывали, поэтому вскоре их разговор перешел на экзамен по истории, а с него на памятник под которым они сидели. Уже пятнадцать лет как строй закончился, а его до сих пор не сняли, стоит и пользы не приносит, зачем только вид портит правильно я говорю Серега» говорил студент, одетый в косуху и старые казаки, «да Феликс, ты прав» согласился он. Тогда Феликс встал и рисуясь, начал изображать из себя Пушкинского героя.
Встав в позу и погрозив статуе пальцем, он произнес «ужо тебе, строитель коммунизма». Посмеявшись, они заметили спешащих к памятнику, девушек и подняв рюкзаки, пошли к ним на встречу. Сев на подошедшую маршрутку они скрылись в лабиринтах улиц.
Дальше день прошел обычно, а вечером на московском стало удивительно мало машин, к двенадцати на московской площади не было никого, будто этот район совершенно обезлюдил. Тогда бронзовый Ленин шевельнулся и, посмотрев по сторонам поскреб себе затылок. Потом медленно поразминав ноги стал, примерятся, как бы спрыгнуть с пьедестала. Земля задрожала и взвыли сигнализации в радиусе двух километров, когда многотонная статуя спрыгнула с пьедестала. Ленин огляделся, пытаясь вспомнить в какую сторону отправился его обидчик, но вспомнить он не смог, поэтому вышел на московский проспект и тяжело шагая, пошел в сторону московского шоссе. В конце концов у него были дела и поважнее чем наказывать буржуя-молокососа. По дороге он пинал иномарки, так что те пролетали значительное расстояние. Выйдя на развилку, киевского и московского шоссе он ещё раз почесал затылок, потом, заметив, что в правой руке до сих пор сжимает смятую кепку, расправил её и, надев на голову пошел в сторону Пулково…
Через полчаса с третьей полосы Пулково 2 взлетел Боинг и взяв курс на Москву, исчез в дали. Начальник аэропорта, да и остальные служащие ещё 2 часа стояли не двигаясь и смотря в сторону куда улетел самолет. Опомнившись, начальник аэропорта понял, что он так и не зажег сигарету, и закурив побежал звонить в ФСБ…
Осенний ветер гулял по улицам провинциального города Струги-Красные, разноцветные листья кружились и падали, засыпая ноги небольшого памятника Ленину, который неведомо какими судьбами оказался на небольшом садовом участке, рядом с огородом. К его кепке была привязана веревка для сушки белья. Много лет он простоял в этом дворике, его перекрашивали, сушили на нем белье, а голуби считали его лучшим местом для справления своих весьма гадких нужд. Когда в доме, старые часы с пробили двенадцать он пошевелился и подняв руку сорвал ненавистную веревку, и сломав забор вышел на дорогу. Поскрипывая, он шел в центр города, внезапно он остановился услышав стук, это бюст Ленина, стоявший во дворе наискось через дорогу, свалился со своего пьедестала и покатился следом за ним. Дойдя до центра города, он подошел к такси, которое обычно ждет задержавшихся деревенских жителей и отвозит их за неумеренную плату домой, и нагнувшись глухим, скрежещущим голосом, произнес «Товагищь от имени политбюго пгиказываю вам отвезти меня и его» он показал на бюст, «во Псков в аэгопогт». Не дожидаясь ответа он засунул бюст на заднее сиденье и сел спереди…
На одной из псковских площадей стоял огромный постамент, достойный скульптур работы Церетели. Памятник на нем же был высотой немногим больше метра и с такой маленькой, несоразмерной булавочной головкой, что издали, казалось, что это стоит человек у которого голова с яблоко. Пошевелившись, он долго не мог решится слезть с постамента, размышляя стоит ли ему вообще куда-либо идти. Он всегда очень комплексовал из-за своей внешности и сейчас ему хотелось только убить скульптора сделавшего его, но, понимая, что это невозможно, ибо скульптор давно мертв, он в нерешительности стоял на края постамента и боялся спрыгнуть. Простояв минут пятнадцать он проворчав «а чегт с ним» слез и побежал в сторону аэропорта…
Сергей Александрович Пупиков сидел за письменным столом и писал письмо в городское управление. Будучи в свое время активным комсомольцем и партийцем он не мог, успокоится и через пятнадцать лет после смены строя. Выйдя на пенсию, он продолжил писать кляузы на всех и на все, будь то водопроводчик, или малолетний сынишка соседа, по коммуналке, Сергей Александрович с равным рвением писал доносы и жалобы. Вот и сейчас он писал в градоуправление города Дзержинск, что во дворе до сих пор нет нормальных скамеек, и что кроме этого в каждом дворе хорошо бы посадить милиционера, а то молодежь своими ночными воплями достала, да ещё бы соседа хорошо посадить на пятнадцать суток, курит на лестнице и т.д. и т.п. Вдруг он почувствовал, что кто-то смотрит на него, оглянувшись, он увидел, как маленькая бронзовая фигурка Ильича, которая стояла у него на полке уже лет сорок, смотрит на него и даже улыбается. Неожиданно скульптура прыгнула к нему на стол и с важным видом начала читать его жалобу, не обращая, на застывшего с ручкой в руках Пупикова никакого внимания. Потом Ленин, обернувшись проницательно посмотрел на Сергея Александровича и важно пропищал «вегной догогой идете товагищ». После чего, спрыгнув со стола вышел из комнаты, оставив Пупикова сидеть с открытым ртом, смотрящим на свою жалобу. Впрочем, через минуту он вернулся и встав перед Пупиковым сказал «товагищ откгойте входную двегь, мне выйти надо».
Не говоря не слова Пупиков переложил засунул ручку в рот и трясущимися руками попытался её зажечь спичками, и встав пошел открывать дверь, как только шажки Ильича затихли, Сергей Александрович бросился к телефону, звонить в милицию…
Мистер Рабинсон сидел в своей лавке, торговля шла не очень бойко, интерес американцев к России либо уменьшился, либо сейчас на Брайтон Битч не лучшая погода думалось ему. Абрам Рабинович уехал в США ещё во время оттепели и открыл небольшую лавку, в которой торговал псевдорусскими сувенирами, матрешки, лапти, портреты и скульптуры вождей, которые ему делал здесь же его двоюродный брат Хаим. Получив зеленую карту он поменял фамилию на Рабинсон. Его лавка не сказать, что сильно процветала, но при этом и у него и у Хаима появились пятикомнатные квартиры в Манхеттене, загородные дома в Коннектикуте и не проходило и года, чтоб у обоих не менялись машины. Абрам был человек добросердечный и любой приезжий мог получить от него помощь и поддержку. Но сегодня почему-то ещё не было ни одного покупателя, хотя уже было четыре часа. Абрам со смехом вспоминал, как один из американский покупательрешил поинтересоваться русской культурой и на полном серьезе спрашивал его «правда ли, что композитор Чайковский был большой патриот Америки и написал увертюру двенадцатого года специально в честь американской войны за независимость?». Рабинович продолжал посмеиваться, когда странный звук заставил его насторожится. Он посмотрел на полки с фигурками вождей, все Ленины на его глазах зашевелились и по одному стали спрыгивать с полки. Потом они собрались в шеренгу, их было всего 27 штук и с серьезным видом направились к выходу. Опешив от такой наглости товара, Абрам вскочил и побежал за ними, «стойте вы куда" кричал он "за Вас не уплоченно», но последний Ильич перед тем как выскочить на улицу обернулся и прошипев «у контра недобитая» показал ему неприличный американский знак. Выскочив на улицу Рабинсон увидел, как Ленины окружили полицейского и пытаются у него отнять пистолет, а самый большой залез на крышу полицейского Форда, и скрипучим голосом кричит «товагищи осуществим геволюцию на године миговой бугжуазии»…
Все права защищены (R) Евгений Фокин.