Corvin#
03-08-2005, 01:42 PM
Не знаю куда подевалась тема «Флуд», если она была вообще. Все же «общение» и «флудильня» не одно и то же. Поэтому, поскольку пишу главным образом для девушек, открываю здесь.
ПОСЛЕДНИЙ ПОСТ.
«Я – Бог, Бог, Бог,
который спустился на землю».
Из школьного сочинения того,
кто мог бы стать моим другом…
Corvin#
Определение: Футурология – это совокупность представлений о будущем человечества, область прогнозирования перспектив социальных изменений. Экономисты, политики, экологи стараются научно обосновать различные варианты дальнейшего развития человеческого общества… Ну, я и решил открыть здесь футурологическую дискуссию, но обозвал ее «серьезной флудильней». Кто хочет, пусть говорит серьезно, а кто-то захочет просто пофлудить – нет проблем! Или совместить и то, и другое.
ПОЗДРАВЛЯЮ всех девушек с женским днем! Желаю вам всем успехов на работе, здоровья, красоты, любви и, в конце концов, получить то, что вы считаете самым главным в своей жизни, то есть исполнения своей мечты.
Надеюсь, что когда-нибудь и у нас будет мужской праздник, а не милитаристское празднество 23 февраля. Какими бы ни были русские мужчины «де факто», все же «де юре» они заслуживают большего.
Еще раз всех с праздником!
Я уже прощался на форуме в связи с крушением мировоззрения и… «отрубом» интернета. Ну, знаете, как Арамис в «Трех мушкетерах», после ранения сидел в гостинице и собирался принять священный сан. Но тут приехал Д'Артаньян с деньгами и письмом от любовницы, и все понеслось по-старому. У меня, разумеется, было далеко не так замечательно – россиия это не Франция. В общем, обстоятельства тогда немного повернулись ко мне лицом… в конечном счете, благодаря самому себе. Но сейчас прощаюсь окончательно. Как писал замечательный писатель-фантаст и педагог Крапивин в одном из своих произведений, третьего раза не бывает, потому что второй – смертельный.
…И решил поместить свою фотографию в аватаре. Делал месяц назад по необходимости. Не фонтан, но летом и в загорелом и откормленном виде выгляжу лучше, и щечки покруглее, и губки попухлее… Когда я станут таким опять, то, возможно, появлюсь на каком-нибудь североамериканском форуме.
Пока.
Мари-Клер Бле
«Дневник Полины Аршанж».
Marie-Claire Blais
“Manuscript de Pauline Archange”.
Otawa, 1968.
…Метет. Серафина Леу не может отыскать ни своей улицы, ни своего дома. Она всхлипывает все сильней, чувствуя, как ветер яростно треплет длинные полы ее чересчур широкого пальто, перешедшего к ней по наследству от старшей сестры, которая уже успела проносить его не одну зиму.
– Давай съедим облатки. Тогда мы обретем истинный путь. Разве не так нас учила матушка Схоластика?..
Мы усаживаемcя рядом на тротуар, боясь улететь в небеса при первом же вздохе яростной вьюги, ополчившейся против хрупкости человеческой. «Тебе пять лет, а мне уже пять с половиной, я умею читать, а ты еще ничегошеньки не умеешь». Вот от такой первой встречи, как бы ни были случайны связанные с ней обстоятельства, и рождается подчас настоящая дружба. На другой день Серафина Леу, опустившаяся на колени, чтобы вместе с другими ученицами пробормотать в классе утреннюю молитву, склонила перед моим восхищенным взглядом свой затылок – многострадальную, истерзанную вшами голову с парой тонких, не расплетавшихся месяца два, туго стянутых бечевкой косичек; зато вокруг узкого лица клубилось целое облако давно не мытых, но прекрасных волос, сквозь которые глядели на меня лихорадочно блестевшие карие глаза, чуть притененные густой мглой длинных ресниц.
…Порой кто-нибудь из взрослых нерешительно, как крот, высовывает из норы лицемерную физиономию и зовет к себе своего ребенка, словно принадлежащую ему вещь, требует так, словно это какой-то предмет – кресло или банный халат: «Иди домой, деточка, пора обедать, ты сегодня вдоволь наигрался…», и ребенок, польстившись на ласку, бросается к матери, подавляя в душе первые признаки подозрения и начатки ненависти. Но мы с Серафиной с презрением отвергаем эти нежные слова, похожие на липкие бутерброды, которыми иные матери пичкают своих изголодавшихся отпрысков после школы; сидя на зеленых скамейках в парке, они с видом заботливых нянек вяжут шарфики или платки, чтобы зимой стянуть их на шее своей хрупкой жертвы, доверчиво играющей тут же, в песочке, под неусыпным и благодушным взором. «Ты не простыл, мой ангелочек? Ты не кашляешь, моя радость? Ты не проголодался, золотко мое?» Этому мертвенному языку мы предпочитаем строгость матушки Схоластики или крикливые попреки наших суматошных родительниц, которых мы не выбирали и которые сами встали у нас на пути, притворяясь любящими, но не получая в ответ любви, ибо в своем яростном порыве к независимости мы отвергли кровные узы, чтобы на свой лад переродиться в царстве наших сокровенных грез, пережить некое духовное рождение, в котором отец и мать не играют ни малейшей роли, позволяя нам избрать собственную форму существования, а затем заполнить ее, заселить, как пустынную страну, нашими бесчисленными желаниями…
…Я любила Серафину, Югетта же была влюблена в Жаку. То был порочный красавчик, первый мужчина, которого нам довелось поделить. Осенью ему стукнуло семь лет, что служило ему поводом для откровенного превосходства над нами. Со времени моей встречи с Серафиной я уже не могла хранить верность Жаку, и, хотя воспоминание о его хилой обнаженной груди все еще пылало в моем сердце и затмевало мистический образ Серафины, которую я знала только с духовной стороны, я чувствовала, что моя к нему любовь пошла на убыль, и это очень радовало Югетту.
Было еще одно обстоятельство, бросавшее тень на чары Жаку, – жестокая трепка, учиненная мне отцом, трепка, от которой у меня до сих пор горели ягодицы: пламень обиды в любую минуту мог с новой силой вспыхнуть в моей измочаленной плоти. К отчаянью мадам Пуар, привыкшей относиться снисходительно к такого рода прегрешениям, приносящим усладу чувствам («в конце концов, мадам Аршанж, жизнь так коротка, нельзя же лишать себя удовольствий»), моя мать поволокла меня к священнику, чтобы я выложила ему всю скорбную правду об этой истории, но, поскольку я еще не доросла до таинства исповеди, меня выставили вон, сказав: «Помни, что ты довела до слез бедного Иисуса…» Мое покаяние ограничилось «неделей продленного сна», сладостной пыткой дремотного сознания, когда, лежа в постели с семи часов (мать заходила за мной после уроков, чтобы таким образом тоже участвовать в покаянии), я снова видела, как Жаку, голый, словно звезда, выскакивает из малинника, дико крича: «Эй, девчонки, раздевайтесь поскорей, мне некогда», и как мы послушно приступаем к выполнению его желаний, удивляясь простоте, с какой постигается колдовская наука ласк. Всегда верный своей природе, кичащийся откровенностью своих страстей, Жаку устремлялся в предназначенный ему круг бытия с такой же жадностью, с какой впервые накинулся на материнскую грудь; ему была суждена жизнь, полная побед и приходящей вслед за ними усталости; мог ли он ее отвергнуть, если уже теперь в его присутствии девчонки становились столь нетерпеливыми и любопытными, что от этого подчас гасло его собственное любопытство. «Что с них взять, с этих девчонок!» – думал, наверное, он, пожимая плечами и сплевывая в сторону, чтобы лучше выразить всю полноту своего презрения. В нем угадывался будущий мужчина, командующий целым гаремом любовниц и озирающий свое царство сытым взглядом, в котором, однако, уже сквозили печаль и скука. В его присутствии я впервые испытала головокружительное ощущение: один за другим, словно пораженные молнией, рушились все образы мира, с первого дня жизни хранимые в глубине души. А для Югетты Пуар Жаку был не только принцем, посвящающем ее в таинство любви, но и отчаянным сорванцом, у которого можно поучиться всяким любопытным штучкам. «Если б ты только знала, что он вытворяет…» – прошептала она мне на ухо, сидя за семейным столом, и папаша Пуар во второй раз взревел:
– Да закроешь ли ты наконец свой погреб?..
Я думаю, наиболее вероятна смычка новейших веяний общественной и политической мысли россии, а именно матриархата и сепаратизма. Вообще-то, вы ее сейчас и наблюдаете. Никакой фантастики, нам нужны методы и форма. Движущей силой в какую угодно сторону могут быть, в массе своей, только русские женщины. А условно небольшая территория позволит избежать очередного «до основанья, а затем».
Москва – город-паразит экономически и политически. А мне нужные цивилизованные права без ФСБ, Путина и бюрократии в этой жизни. Дадут – хорошо. Нет – надо брать самим. Меня в первую очередь интересует зарплата, безопасность, возможность самореализации, социальные гарантии, действующая рыночная и правовая система, а на целостность страны мне уже… начхать. Географически центром русского сепаратизма может стать северо-западная россия, имеющая исторических опыт самостоятельных и успешных отношений с Европой: тверская, псковская, новгородская, ленинградская (прежняя новгородская территория) области и г.Санкт-Петербург. В ближайшие пятьдесят лет россию в Европу не возьмут, а вот отдельную северо-западную территорию, как и Украину, вполне. А о «государственных интересах», бюрократических «реформах» и чеченской войне, которые категорически не предусматривают человеческих прав, может продолжать печься московское нефтяное ханство.
Здесь сразу встает вопрос о формировании нового и цивилизованного русского менталитета на базе современной протестантской этики, которая уже избавилась от сексуального ханжества, и создании нового языка из русского, украинского, белорусского и татарского (точнее сказать, тюркского, бывшего еще до татар вплоть до нового времени от Дуная до Байкала) на базе латиницы, чтобы он мог составить реальную конкуренцию английскому. Прецеденты с латиницей на примере татарского и карельского языков (карельская республика и тверская губерния) уже были.
ПОСЛЕДНИЙ ПОСТ.
«Я – Бог, Бог, Бог,
который спустился на землю».
Из школьного сочинения того,
кто мог бы стать моим другом…
Corvin#
Определение: Футурология – это совокупность представлений о будущем человечества, область прогнозирования перспектив социальных изменений. Экономисты, политики, экологи стараются научно обосновать различные варианты дальнейшего развития человеческого общества… Ну, я и решил открыть здесь футурологическую дискуссию, но обозвал ее «серьезной флудильней». Кто хочет, пусть говорит серьезно, а кто-то захочет просто пофлудить – нет проблем! Или совместить и то, и другое.
ПОЗДРАВЛЯЮ всех девушек с женским днем! Желаю вам всем успехов на работе, здоровья, красоты, любви и, в конце концов, получить то, что вы считаете самым главным в своей жизни, то есть исполнения своей мечты.
Надеюсь, что когда-нибудь и у нас будет мужской праздник, а не милитаристское празднество 23 февраля. Какими бы ни были русские мужчины «де факто», все же «де юре» они заслуживают большего.
Еще раз всех с праздником!
Я уже прощался на форуме в связи с крушением мировоззрения и… «отрубом» интернета. Ну, знаете, как Арамис в «Трех мушкетерах», после ранения сидел в гостинице и собирался принять священный сан. Но тут приехал Д'Артаньян с деньгами и письмом от любовницы, и все понеслось по-старому. У меня, разумеется, было далеко не так замечательно – россиия это не Франция. В общем, обстоятельства тогда немного повернулись ко мне лицом… в конечном счете, благодаря самому себе. Но сейчас прощаюсь окончательно. Как писал замечательный писатель-фантаст и педагог Крапивин в одном из своих произведений, третьего раза не бывает, потому что второй – смертельный.
…И решил поместить свою фотографию в аватаре. Делал месяц назад по необходимости. Не фонтан, но летом и в загорелом и откормленном виде выгляжу лучше, и щечки покруглее, и губки попухлее… Когда я станут таким опять, то, возможно, появлюсь на каком-нибудь североамериканском форуме.
Пока.
Мари-Клер Бле
«Дневник Полины Аршанж».
Marie-Claire Blais
“Manuscript de Pauline Archange”.
Otawa, 1968.
…Метет. Серафина Леу не может отыскать ни своей улицы, ни своего дома. Она всхлипывает все сильней, чувствуя, как ветер яростно треплет длинные полы ее чересчур широкого пальто, перешедшего к ней по наследству от старшей сестры, которая уже успела проносить его не одну зиму.
– Давай съедим облатки. Тогда мы обретем истинный путь. Разве не так нас учила матушка Схоластика?..
Мы усаживаемcя рядом на тротуар, боясь улететь в небеса при первом же вздохе яростной вьюги, ополчившейся против хрупкости человеческой. «Тебе пять лет, а мне уже пять с половиной, я умею читать, а ты еще ничегошеньки не умеешь». Вот от такой первой встречи, как бы ни были случайны связанные с ней обстоятельства, и рождается подчас настоящая дружба. На другой день Серафина Леу, опустившаяся на колени, чтобы вместе с другими ученицами пробормотать в классе утреннюю молитву, склонила перед моим восхищенным взглядом свой затылок – многострадальную, истерзанную вшами голову с парой тонких, не расплетавшихся месяца два, туго стянутых бечевкой косичек; зато вокруг узкого лица клубилось целое облако давно не мытых, но прекрасных волос, сквозь которые глядели на меня лихорадочно блестевшие карие глаза, чуть притененные густой мглой длинных ресниц.
…Порой кто-нибудь из взрослых нерешительно, как крот, высовывает из норы лицемерную физиономию и зовет к себе своего ребенка, словно принадлежащую ему вещь, требует так, словно это какой-то предмет – кресло или банный халат: «Иди домой, деточка, пора обедать, ты сегодня вдоволь наигрался…», и ребенок, польстившись на ласку, бросается к матери, подавляя в душе первые признаки подозрения и начатки ненависти. Но мы с Серафиной с презрением отвергаем эти нежные слова, похожие на липкие бутерброды, которыми иные матери пичкают своих изголодавшихся отпрысков после школы; сидя на зеленых скамейках в парке, они с видом заботливых нянек вяжут шарфики или платки, чтобы зимой стянуть их на шее своей хрупкой жертвы, доверчиво играющей тут же, в песочке, под неусыпным и благодушным взором. «Ты не простыл, мой ангелочек? Ты не кашляешь, моя радость? Ты не проголодался, золотко мое?» Этому мертвенному языку мы предпочитаем строгость матушки Схоластики или крикливые попреки наших суматошных родительниц, которых мы не выбирали и которые сами встали у нас на пути, притворяясь любящими, но не получая в ответ любви, ибо в своем яростном порыве к независимости мы отвергли кровные узы, чтобы на свой лад переродиться в царстве наших сокровенных грез, пережить некое духовное рождение, в котором отец и мать не играют ни малейшей роли, позволяя нам избрать собственную форму существования, а затем заполнить ее, заселить, как пустынную страну, нашими бесчисленными желаниями…
…Я любила Серафину, Югетта же была влюблена в Жаку. То был порочный красавчик, первый мужчина, которого нам довелось поделить. Осенью ему стукнуло семь лет, что служило ему поводом для откровенного превосходства над нами. Со времени моей встречи с Серафиной я уже не могла хранить верность Жаку, и, хотя воспоминание о его хилой обнаженной груди все еще пылало в моем сердце и затмевало мистический образ Серафины, которую я знала только с духовной стороны, я чувствовала, что моя к нему любовь пошла на убыль, и это очень радовало Югетту.
Было еще одно обстоятельство, бросавшее тень на чары Жаку, – жестокая трепка, учиненная мне отцом, трепка, от которой у меня до сих пор горели ягодицы: пламень обиды в любую минуту мог с новой силой вспыхнуть в моей измочаленной плоти. К отчаянью мадам Пуар, привыкшей относиться снисходительно к такого рода прегрешениям, приносящим усладу чувствам («в конце концов, мадам Аршанж, жизнь так коротка, нельзя же лишать себя удовольствий»), моя мать поволокла меня к священнику, чтобы я выложила ему всю скорбную правду об этой истории, но, поскольку я еще не доросла до таинства исповеди, меня выставили вон, сказав: «Помни, что ты довела до слез бедного Иисуса…» Мое покаяние ограничилось «неделей продленного сна», сладостной пыткой дремотного сознания, когда, лежа в постели с семи часов (мать заходила за мной после уроков, чтобы таким образом тоже участвовать в покаянии), я снова видела, как Жаку, голый, словно звезда, выскакивает из малинника, дико крича: «Эй, девчонки, раздевайтесь поскорей, мне некогда», и как мы послушно приступаем к выполнению его желаний, удивляясь простоте, с какой постигается колдовская наука ласк. Всегда верный своей природе, кичащийся откровенностью своих страстей, Жаку устремлялся в предназначенный ему круг бытия с такой же жадностью, с какой впервые накинулся на материнскую грудь; ему была суждена жизнь, полная побед и приходящей вслед за ними усталости; мог ли он ее отвергнуть, если уже теперь в его присутствии девчонки становились столь нетерпеливыми и любопытными, что от этого подчас гасло его собственное любопытство. «Что с них взять, с этих девчонок!» – думал, наверное, он, пожимая плечами и сплевывая в сторону, чтобы лучше выразить всю полноту своего презрения. В нем угадывался будущий мужчина, командующий целым гаремом любовниц и озирающий свое царство сытым взглядом, в котором, однако, уже сквозили печаль и скука. В его присутствии я впервые испытала головокружительное ощущение: один за другим, словно пораженные молнией, рушились все образы мира, с первого дня жизни хранимые в глубине души. А для Югетты Пуар Жаку был не только принцем, посвящающем ее в таинство любви, но и отчаянным сорванцом, у которого можно поучиться всяким любопытным штучкам. «Если б ты только знала, что он вытворяет…» – прошептала она мне на ухо, сидя за семейным столом, и папаша Пуар во второй раз взревел:
– Да закроешь ли ты наконец свой погреб?..
Я думаю, наиболее вероятна смычка новейших веяний общественной и политической мысли россии, а именно матриархата и сепаратизма. Вообще-то, вы ее сейчас и наблюдаете. Никакой фантастики, нам нужны методы и форма. Движущей силой в какую угодно сторону могут быть, в массе своей, только русские женщины. А условно небольшая территория позволит избежать очередного «до основанья, а затем».
Москва – город-паразит экономически и политически. А мне нужные цивилизованные права без ФСБ, Путина и бюрократии в этой жизни. Дадут – хорошо. Нет – надо брать самим. Меня в первую очередь интересует зарплата, безопасность, возможность самореализации, социальные гарантии, действующая рыночная и правовая система, а на целостность страны мне уже… начхать. Географически центром русского сепаратизма может стать северо-западная россия, имеющая исторических опыт самостоятельных и успешных отношений с Европой: тверская, псковская, новгородская, ленинградская (прежняя новгородская территория) области и г.Санкт-Петербург. В ближайшие пятьдесят лет россию в Европу не возьмут, а вот отдельную северо-западную территорию, как и Украину, вполне. А о «государственных интересах», бюрократических «реформах» и чеченской войне, которые категорически не предусматривают человеческих прав, может продолжать печься московское нефтяное ханство.
Здесь сразу встает вопрос о формировании нового и цивилизованного русского менталитета на базе современной протестантской этики, которая уже избавилась от сексуального ханжества, и создании нового языка из русского, украинского, белорусского и татарского (точнее сказать, тюркского, бывшего еще до татар вплоть до нового времени от Дуная до Байкала) на базе латиницы, чтобы он мог составить реальную конкуренцию английскому. Прецеденты с латиницей на примере татарского и карельского языков (карельская республика и тверская губерния) уже были.